Материнство — одно из важнейших явлений, сопровождающих человека и человечество от начала времён. И даже в наш век расширения репродуктивных технологий, материнство неразрывно связано с появлением, развитием и становлением Человека. Сегодня материнство становится все более привлекательным для научного исследования, что подтверждается тем, что «в западной науке появилось целое направление — «motherhood studies», объединившее философов, культурологов, социологов, психологов, психиатров, антропологов, филологов» [9, с.124]. Вместе с тем, в российском научном пространстве исследование материнства и материнской сферы по-прежнему преимущественно представлено более ограниченно, в первую очередь — исследованиями специалистов в области перинатальный психологии, поведенческой психологии, социальных ролей, феминистических направлений, трансгенерационных семейных исследований.
Вместе с тем, социальная действительность на примере активного развития женских материнских сообществ в медиа-пространстве, обсуждающих все более открыто табуированные ранее к обсуждению темы материнства как феномена, наполненного сложными, противоречивыми чувствами, социальными и личностными смыслами, внутри- и межличностными конфликтами, показывает, что тема осмысления материнства в обществе крайне актуальна. Женщины сегодня не просто выполняют традиционные материнские функции, они все более осмысливают, рефлексируют, обсуждают, ищут ответы на вопрос: что такое материнство лично для меня? Какое место в моей жизни, системе моих социальных и психологических ролей оно занимает? В каком формате (соло-материнство, материнство в нуклеарной, расширенной семье) и качестве (интенсивное, естественное, осознанное, эмоционально включенное, альфа) я хочу проживать свое материнство? Как материнство отражается на моем теле, моем характере, моей социальной позиции, моей удовлетворенности жизнью и ощущении счастья? Чем мое материнство будет отличаться от материнства моих прародительниц? Каковы смыслы и ценностные ориентиры моего материнства? Что я хочу передать следующему поколению и как это сделать? К какому миру я готовлю своих детей?
Это приводит нас к осознанию того, что мы находимся в особом историческом периоде, который мы называем «актуальным временем», и в рамках которого происходит некоторое активное изменение парадигмы отношения к материнству — в частности, к социально-психологическому институту взращивания человека грядущей исторической эпохи, которую ряд современных исследователей А.А. Гребенюк [3], П.М. Пискарёв [12], В.К. Пичугина [14], Н.И. Лифинцева [6], А.В. Скляр [17] определяют как эпоху метамодерна, приходящую на смену эпохе постмодерна. Но также мы, вслед за современными исследователями материнства (Г.Г. Филиппова [18], Е.В. Сильва [24], О.Б. Подольская, М.Н. Ремизова [15], Ф. Хорват [19]), рассматриваем материнство как феномен, в котором мать видится не только в контексте нужд и потребностей ребенка, но как субъект материнства.
Интересен тот факт, что актуальное время требует от нас новых смыслов и их определений, что привело к появлению нового термина «материнствование» (mothering) в противовес привычному столетиями термину «материнство» (motherhood) [26]. Как указывает Н.А. Мицюк: «Двойственность терминологии отражает специфику предмета исследования. «Motherhood» предполагает изучение внешних характеристик материнства: официальный статус матерей в ту или иную эпоху, их права и обязанности, отношение государства и общества к материнским ролям, система социальной защиты матерей и пр. Под «mothering» подразумеваются повседневные материнские практики, а также область внутреннего проявления материнства: эмоциональные переживания матерей, отношение к материнским ролям, степень реализации гендерной идентичности посредством деторождения» [9, с.127].
Рассмотрение вопросов материнства актуального времени как социально-психологического явления привело нас к пониманию потребности анализа материнства актуального времени в контексте смены исторических эпох, в рамках которых, как показывают исследователи материнства и родительства как социокультурного феномена — М. Мид [8], Х. Дойч [25], К. Хорни[20] — происходит смена отношения как к детству, так и к материнскому отношению. Для переосмысления содержания материнства и детства сегодня, а также для понимания специфики современного культурно-исторического периода, мы используем метод пардигмального анализа с позиции доктрины метамодерна, раскрытой в диссертационной работе П.М. Пискарёва [11].
Рассматривая развитие материнства с целью понимания изменений, происходящих в актуальное время, мы используем «рамку смены эпох» [13, с. 232], которая предполагает движение от эпохи премодерна, сменившейся эпохой модерна (традиционно связываемой с эпохой Просвещения); за которой следует эпоха постмодерна (индустриального общества) и переход к эпохе метамодерна, который мы переживаем в актуальное время. Объективности ради мы должны отметить, что дискуссия о периодизации и смене эпох продолжается и по сей день [12, с.5]. Более того, как показывает в своем исследовании П.М. Пискарёв, периодизация каждой из эпох определяется некоторой совокупностью амплифицирующих друг друга факторов, создающих смысловой каркас эпохи, которую мы можем описывать как премодерн, модерн, постмодерн или метамодерн [11].
Рассматривая феномен материнства через призму данного подхода, необходимо отметить, что мы опираемся в нашем исследовании, в первую очередь, на смысловой, а не временной аспект данной парадигмы. Ведь материнство, представленное в племенных народах, будет значительно отличаться от западно-европейской и американской модели (как и последняя имеет свои отличия от социально-культурных условий территорий постсоветского пространства).
Рассматривая классическое описание смены исторических эпох западной культуры, мы видим и происходящие в каждой из эпох изменения подходов к материнству и детству, что было обусловлено социально-экономическими и социально-культурными изменениями жизни общества.
Три первые эпохи (премодерн, модерн и постмодерн) последовательно описаны в «Постфилософии» А.Г. Дугина [5], выделившего премодерн как отдельную эпоху. Он также указывает на условность социально-философской модели эпох, сменяющих друг друга, называя их парадигмами и рассматривая их не как «роковую заданность, а как свободный, сознательный и волевой выбор человечества, общества, личности» [5]. Парадигма метамодерна представлена в работах П.М. Пискарева, она описывает фактически уже наступившую эпоху, «снимающую противоречия предыдущих эпох» [12, c.13].
Мы также должны понимать, что рассмотрение института материнства невозможно отдельно от истории детства, поскольку способ взаимодействия с детьми связан с идентичностями, которые принимаются взрослыми в различные эпохи, как указывает А. Шадрина [21, c. 81]. Серьезную роль в зарождении исследования истории материнства сыграла французская антропологическая школа и известный труд Ф. Ареса, где он рассмотрел ключевые аспекты понимания детства и характер взаимоотношений между родителями и детьми в разные эпохи [1].
Рассмотрим эпоху Премодерна и особенности материнства в этом периоде. Эпоха премодерна, по Дугину, — это эпоха традиционного общества, которая является «преодоленной» и прошлой только для западного человека [5]. Общество эпохи премодерна опирается на представление о том, что все в жизни управляется богами (Богом), Судьбой, Высшей силой (высшими силами), противостоять которой бессмысленно. Все предопределено, ты лишь часть своей судьбы, существует убежденность в незыблемости мироустройства. Общественная и семейная система носят очень консервативный характер, мораль опирается на традицию и передачу преемственности. Культ предков, авторитет старших, почитание родителей есть непререкаемый фундамент бытия. Рождаемость при этом достаточно высока, как и детская смертность, в том числе, связанная с инфантицидом, который является обычной практикой регуляции числа детей в семье. Бытуют представления о том, что «бог дал, бог взял» ребенка. В данной эпохе, о чём свидетельствуют как исторические данные, так и наблюдения антропологов за укладом жизни в аграрных первобытных и других ранних сообществах, существующих в разных частях света параллельно с современной западно-европейской культурой, дети участвуют в совместном труде со взрослыми [21, с.82] и не рассматриваются как уязвимые, имеющие особые потребности, нуждающиеся в особой заботе или эмоциональной включённости взрослых. Так Ф. Арес указывает в своем исследовании, что в Средние века семья представляла собой группу, объединённую необходимостью экономического выживания, особый эмоциональный климат в ней не играл важной роли [1]. Соответственно, материнство рассматривается в этот период как естественный биологический процесс, как часть природных процессов. Все предопределено и нет нужды в проявлении каких-либо волевых актов, либо эмоциональной включённости в процесс жизнедеятельности. Жизнь просто случается «по воле богов» (бога). При этом фактически везде в аграрных культурах премодерна существуют (или сохраняются) развитые культы Божественной Матери, связанные с плодородием. Но они не несут в себе личностной ассоциации для конкретной женщины-матери.
«Эпоха Модерна как эры знания и развития науки, культурного оптимизма и Просвещения, рационализма и нацеленности на прогресс» [12, с. 12] приводит к направленности на гуманистический вектор представления о человеке. Меняется общее представление и о материнстве: на рубеже Пуританизма и Просвещения начинает формироваться представление о женщине, в первую очередь, как о будущей или состоявшейся матери [21, с. 87]. Материнство перестает быть просто биологической функцией, но начинает в большей мере определять социальную позицию женщины. Как указывает в своей работе «Мать и материнство на Руси в Х-ХVII веках» Наталья Пушкарева, происходит это так же и на Руси, где в указанный период бездетность стала считаться большим горем [16]. Эпоха Модерна приносит трактаты о физическом и моральном здоровье детей. Появляется идея родительской ответственности. Детей образовывают, параллельно различая «первородную детскую греховность» и «греховное влияние» тех, кто в ответе за воспитание. Воспитание человека находит отражение в работах значимых мыслителей своего времени Джона Локка и Жан-Жака Руссо, которые разделяют взгляд на особую ответственность матерей в воспитании ребенка. Детство начинает пониматься как период, в котором ребенок нуждается в заботе и особом воспитании, основная идея которого сводится в ХVIII веке к дисциплине и заботе. Наталья Пушкарева указывает, что с середины ХVIII века педагогические книги начинают обращаться, в первую очередь, к матерям, разъясняя «правильные» практики воспитания. Именно в этот период возникает идея «хорошей матери» [16]. Именно эпоха модерна с зарождением семьи буржуазного типа привносит идею особой женской миссии, семейного очага. Появляется идеализированный образ «материнской любви», возводимый в абсолют католическим образом «идеальной матери» — Девы Марии. В итоге изменений общества понятие материнства в эпоху Модерна обретает две ведущие характеристики: понятие особой заботы и понятие ответственности матери за жизнь, здоровье и будущие качества ребенка. В литературе этого периода мы видим идеализацию матери как «доброго ангела». Однако, мы должны понимать, что неоднородность общества и социально-экономического положения семей из разных классов, делает этот образ матери, как и образ детства, — весьма идеализированным. И в определенных слоях регуляция деторождения по-прежнему связана с инфантицидом и, зачастую торговлей детьми. Так, например, в России такая деятельность не запрещалась законом до ХIХ века [21, с. 91]. И если сегодняшнее представление о материнстве неразрывно связано с грудным вскармливанием, то по исследованиям Демоз Ллойда, «до ХIХ века в сословии богатых лактация считалась грязной, непристойной привычкой и была исключительно редким явлением. Матери из бедных семей также часто отказывались кормить новорожденных грудью и давали им вместо молока кашицу из хлеба и воды» [4, с.56].
Эпоха Постмодерна с ее индустриализацией, изменением традиционной семьи и образа жизни человека, большей частотой перемещений и критицизмом привела к пересмотру задач воспитания и положения матери в общественном сознании. Впервые мать начинает рассматриваться с позиций критических, как и многие другие социальные и культурные феномены, — в эпоху постмодерна. Качество воспитания матерью подрастающих детей ставится под сомнение обществом, членов которого она воспитывает, и которое начинает предъявлять ей требования к характеристикам этого члена общества. Кроме того, ставится под сомнение качество выполнения ею материнской функции и самими подрастающими детьми. ХХ век характеризуется новыми возможностями выхаживания младенцев, при этом падает рождаемость, в том числе — потому, что мать все чаще вынуждена совмещать материнство с трудовой (профессиональной) деятельностью. Период постмодерна оказывается весьма противоречив в отношении детей. С одной стороны, развитие гуманитарных наук, интерес к психологии развития позволяет лучше понимать особенности детского периода становления человека и потребности, с ним связанные. С другой стороны, череда социальных катаклизмов этого века часто оставляет детей в ситуации максимальной уязвимости и без заботы со стороны взрослых (дети войны, беспризорники, дети-жертвы репрессий). Материнство эпохи постмодерна оказывается в значительной мере выведено из сферы личной жизни женщины, семьи в сферу социальную. Государство начинает регулировать деторождение, происходит медикализация родовспоможения, далее государство, — через систему патронажных сестер, педиатрическую службу — продолжает надзор за материнским уходом и его стандартизацию, появляются государственные структуры ухода за детьми (ясли, детские сады, общественные школы), одна из основных задач которых — обеспечить возвращение женщины-матери к трудовому производству. При этом требования к эмоциональной включённости матери в воспитание ребенка — интенсивность, сложность и многоаспектность материнских практик — активно возрастает и поддерживается экономическим аспектом общества потребления. Стандарт «хорошей матери» растет и требует все больших затрат материальных, эмоциональных, временных на выполнение всех норм интенсивного материнства.
Фактически, последнее десятилетие мы находимся в переходном периоде. Вхождение эпохи Метамодерна позволяет современной женщине-матери выбирать вектор своего материнства, материнские практики, которые она хочет выполнять, определять свой статус в связи с деторождением, делать свободный осознанный выбор (как стиля материнствования, так и репродуктивный выбор). И, хотя влияние общества постмодерна с его постоянным мегасомнением оказывает на современную женщину-мать большое давление, все больше женщин начинают делать свой выбор в сторону выхода из внутреннего конфликта и ищут позитивные варианты сосуществования своей материнской позиции с другими взглядами на материнствование. Важным вызовом эпохи Метамодерна, как указывает автор теории метамодерна П.М. Пискарёв, оказывается восприятие и интерпретация реальности и отдельных ее элементов, адаптация к окружающему миру, и, что самое важное, — самоактуализация [12, с. 14]. Таким образом, материнство метамодерна неразрывно связано не просто с функцией, которую женщина выполняет в своем материнстве, но, в первую очередь, с её самоактуализацией, где материнская роль имеет порой ведущее, но не единственное значение. Как указывает П.М. Пискарёв: «адаптация к новым условиям – биологическая, психологическая, социальная, культурная — уступает место значимому феномену метамодерна — реализованной самоактуализации и экзистенциальной целостности». Мы понимаем эту «экзистенциальную целостность» с позиции интегративной целостности личности женщины-матери, объединяющей различные сферы (мотивационную, ценностную, коммуникативную, творческую, эмоциональную, деятельностью, духовную и другие). Именно самоактуализация женщины-матери актуального времени выводит ее из постоянного стресса сомнений постмодерна как реализовать в себе «хорошую мать» в условиях противоречивых требований общества, подходов разных экспертных школ к развитию ребенка, материнствованию (выбор за или против прививок, за или против домашнего или общественного обучения, за или против отлучения от груди в том или ином возрасте и так далее). Материнство становится путём осознанного проживания своего личного выбора с учётом особенностей своей индивидуальности и индивидуальности этого конкретного ребенка в условиях данного момента времени. Человек эпохи метамодерна обретает свою, в том числе духовную, самостоятельность, находит парадоксальное решение стоящих перед ним задач [13, с. 241] Мы видим в практической работе с женщинами-матерями актуального времени, участницами международного проекта Интуитивное Материнство, как велик их запрос именно на подобное обретение «права быть собой» и права «реализовать материнство как духовную практику» (из интервью с участницами проекта).
Нам представляется необходимым отметить, что славянские территории, вошедшие в бывшее СССР (Россия, Белоруссия, Украина) и имеющие определенную культурно-историческую общность на протяжении длительного времени, могут быть рассмотрены в контексте исследуемой нами темы как некое единое пространство с близкой спецификой и динамикой развития всех четырех рассматриваемых нами эпох: премодерн, модерн, постмодерн и метамодерн. Вслед за Анной Шадриной [21] мы будем использовать термин «нашей части света» для обозначения данного не столько географического, политического, а скорее общего социально-психологического и социально-культурного пространства.
Не вызывает сомнения тот факт, что в «нашей части света» временные периоды каждой из эпох смещены относительно западно-европейских территорий. Так фактически в «нашей части света», с её преимущественно аграрным бытом большей части населения, эпоха премодерна закончилась лишь во второй половине или даже в конце ХIХ века, а устройство государственности СССР с его масспросветом, преобладанием государственной заботы, патернализмом по отношению к человеку, доминированием социальных установок над личностным самосознанием может быть рассмотрено как эпоха Модерна. Наступление же эпохи Постмодерна может быть рассмотрена с этапа вхождения в период Перестройки, распада СССР, тревожные 90-е и поиск своего пути в современном поливариативном мире.
И если рассматривать материнство эпохи Премодерна в «нашей части света», то мы видим, что традиционный уклад семьи с сильной фигурой отца, почитанием родителей, жесткой вертикальной иерархией, представлением о предопределенности судьбы и «божьего промысла» сохранялся в традиционных крестьянских семьях даже с наступлением нового миропорядка, внесенного революцией. Однако, дальнейшая агрессивная политика пришедших к власти сил, создала предпосылки к быстрому и достаточно травматичному для многих семей переходу к новым моделям семьи, к новому осознанию своего места в мире, что, безусловно, наложило свой отпечаток и на материнскую сферу. Инакомыслие, право на самосознание, личную ценностную сферу, личное мнение, личные границы было жестоко караемо вплоть до физического уничтожения в период репрессий. На наш взгляд, это привело многие семейные системы к накоплению травматичного опыта, что имеет долгосрочные последствия даже в наше время. Как показали исследования И.Н. Малковой и Л.Г. Жедуновой «семейный опыт оказывает влияние на формирование эмоционально-оценочной и когнитивной составляющих материнского отношения» [7, с. 223]. Не менее травматичным оказался и опыт Второй мировой войны, унесший 20 миллионов жизней и прошедший по каждой семье. Потеря большого количества мужчин-отцов, массовая гибель детей, разрывы семейных и родовых связей, происходившие на протяжении фактически нескольких поколений от Первой мировой войны, через годы революции, Гражданской войны, голодомора, репрессий, Второй мировой войны, привели к тому, что женщины-матери «нашей части света» обрели специфические характеристики своего материнствования (сверхценность детей и идеи материнства, отсутствие образа отца, привычное подавление эмоций, трудное отношение к уязвимым чувствам, опора в материнстве не на партнера, а на собственную мать, эмоциональная зависимость от детей либо полная эмоциональная отчужденность, холодность). Подробно механизм этой межпоколенческой травмы материнской сферы «нашей части света» описан в статье Людмилы Петрановской «Травмы поколений» [10].
При этом, вслед за Дональдом Винникотом [2], Г.Г. Филиппова указывает, что первым этапом онтогенеза материнской потребностно-мотивационной сферы женщины оказывается взаимодействие с собственной матерью [18, с. 137].
Таким образом, мы приходим к осознанию тех трудностей, с которыми сталкиваются женщины-матери актуального времени в «нашей части света». Тотальный нигилизм, критика и сомнения человека в себе (черты эпохи постмодерна), помноженные на воспитание эмоционально-холодной, нарциссической или критично-авторитарной матерью, как и матерью глубоко инфантильной, переложившей, с юного возраста, на дочь ответственность за свою жизнь, приводит женщину-мать актуального времени к глубокому внутриличностному кризису из-за необходимости принимать ежедневные решения, делать выборы и нести ответственность за ребенка (как кормить, учить, лечить, развивать). Но в условиях тенденций постмодерна любой выбор ставится под сомнение и обрастает множеством альтернатив. Однако женщина, воспитанная в ситуации, где ее собственное мнение и выборы, эмоции, личные границы никогда не рассматривались как значимые и даже подлежащие обсуждению, не имеет необходимых навыков самоактуализации и способности выносить свою ответственность за ребенка. А травматичный опыт своего детства толкает ее к попыткам «сделать все иначе» из страха причинить ребенку «психологическую травму». Эта ситуация толкает многих женщин-матерей к усилению эмоциональной зависимости от ребенка, от которого она ожидает, что он разрешит ее сомнения и даст устойчивую позитивную самоидентификацию, которая часто осталась несформированной к моменту вхождения в материнство.
Наблюдая современную динамику поисковых запросов женщин-матерей, мы видим, что они меняются от поиска рекомендаций по воспитанию детей, актуальных еще 5-7-10 лет назад к поиску ответов на вопросы о самореализации, что, на наш взгляд, говорит в пользу того, что в наступающую эпоху Метамодерна материнство становится не только «инструментом» для производства ребенка [1, с. 189], но и «инструментом» для самоактуализации женщины-матери, инструментом формирования ее интегративной целостности.
Также мы видим как черту наступающей эпохи Метамодерна тот факт, что в сети интернет создается все больше тематических поддерживающих материнских сообществ, способствующих самоактуализации женщины-матери, не дающих советов, но помогающих ей найти свой путь материнствования в контексте своей системы ценностей, смыслов, с учетом индивидуальности ребенка и собственной, а также с учетом контекста обстоятельств, в которых развивается та или иная воспитательная ситуация. (Интуитивное Материнство, Обнимательная для Родителей, Большая Медведица, Материнское искусство, Расслабленные родители и другие).
Вместе с тем, мы далеки от иллюзии, что материнство метамодерна уже стало массовым явлением. Скорее мы видим первые признаки того, что женщина-мать выходит из тени внешних парадигм влияния разных социальных институтов, пытающихся взять управление ее самосознанием в свои руки (специалисты детских образовательных учреждений, разного рода интернет-эксперты по родительству, органы опеки, феминистические организации и другие). Женщина-мать находится в активном осознании себя, своей материнской роли, ее места в общем контексте ее жизни, понимания задач воспитания ребенка, входящего в изменяющейся мир, что требует беспрецедентных навыков адаптации к постоянной смене условий и творческого решения жизненных задач в условиях, когда опыт прошлых поколений зачастую не может дать опоры и ориентира. Часто женщине-матери, воспитанной и личностно сформированной в условиях жесткого внешнего локуса контроля, оказывается очень трудно довериться своему внутреннему интуитивному чувству и сместить ориентир на внутренний локус контроля. И мы видим крайне актуальной задачу презентации понимания новых целей и возможностей материнства в эпоху метамодерна как для женщин-матерей актуального времени, так и для специалистов помогающих практик, работающих с матерями. Нам представляется актуальным дальнейшее научное исследование этой темы и разработка практических методик, позволяющих женщине-матери актуального времени обрести состояние интегративной целостности личности, позволяющее ей сделать переход от «эпохи сомнений» постмодерна в эпоху творческой самореализации и самоактуализации эры метамодерна.
Проведя парадигмальный анализ смены эпох от премодерна к метамодерну в дискурсе филогенеза материнской сферы, полагаем интересным рассмотреть тот же процесс в онтогенезе развития личности женщины-матери актуального времени, исходя из принципа единства онтогенеза и филогенеза.
Так, рассматривая стадии родительства [18, с. 153], мы видим, что, фактически, они также ложатся в рамку парадигмального анализа метамодерна, где в первом квадранте оказывается принятие решения о рождении ребенка (премодерн — некая мечта о ребенке, идея «пора», «надо» рожать, «у всех есть дети…»), во втором квадранте — беременность (модерн — период активного набора информации о материнстве, посещение курсов подготовки к родам), в третьем квадранте находится становление родительства (постмодерн — сомнения, поиск пути воспитания, критика себя как матери при нежелательном поведении ребенка), и в четвертом квадранте — зрелое родительство (метамодерн — понимание, что ребенок есть личность со своими уникальными чертами, достоинствами и недостатками; понимание контекста ситуации; выбор своего стиля материнства). В данной классификации также представлена пятая фаза — период постродительства (для бабушек и дедушек) , которое, однако, мы считаем возможным не рассматривать в контексте нашего исследования как переход на качественно новый уровень жизненной парадигмы, где собственное родительство уже реализовано.
Рассматривая онтогенез материнской потребностно-мотивационной сферы [18, с. 135] мы видим, что также можем разложить его этапы на 4 квадранта парадигмального анализа и провести параллель с рассматриваемыми нами эпохами. Так, первый этап, — взаимодействие с собственной матерью, — однозначно имеет все характеристики эпохи премодерна с его неделимостью и предопределенностью, в которой пребывает девочка-будущая мать, полностью находясь в зависимости от условий родительского поведения и отношения собственной матери, пока еще плохо выделяя свое «Я» из психической общности с матерью. Вторым этапом оказывается развитие материнской сферы в игровой деятельности, сюда же мы считаем верным отнести и нянчанье, если оно представлено в жизни девочки-будущей матери (что в период детства женщин-матерей актуального времени в «нашей части света» было редкостью, ведь многие из них росли единственным ребенком в семье). Этот этап мы можем соотнести с эпохой модерна, где девочка-будущая мать получает убеждения и установки социума о том как быть матерью и что значит уход за ребенком, закрепляет их в игровой ситуации и ситуации нянчанья. Третий этап — дифференциация мотивационных основ материнской и половой сфер, предполагающей конкретизацию культурной модели связи половой и материнской сфер [18, с. 151], что соответствует эпохе постмодрена с ее доминантой растерянности, смятения. Как указывает Г.Г. Филиппова: «В результате возникновения в послеродовом периоде новых впечатлений от контакта с ребенком (контакт «кожа-кожа», грудное кормление — т.е. стимуляция эрогенных зон, а так же оргазмоподобные ощущения, возникающие при грудном кормлении, должны интерпретироваться не как ощущения, связанные с половой сферой, а как принадлежащие материнской. Если же до полового созревания переживания от тактильного контакта с ребенком не сформировалось и не конкретизировалось на нем как объекте материнской сферы, то значение тактильного контакта при взаимодействии с ребенком может переживаться как шокирующее и несовместимое с ситуацией» [18, с. 152]. Если учесть, что для многих женщин-матерей актуального времени собственный ребенок становится первым живым ребенком, которого они берут на руки, можно понять степень смятения, неуверенности, сомнений разного рода, которые переживает женщина на этом этапе, не понимая ни знаков, подаваемых младенцем, ни собственных ощущений тела и связанных с ним эмоций, часто переживая во время плача ребенка сложные чувства, связанные с собственным негативным опытом проживания младенчества, во время которого бытовали педиатрические рекомендации не брать плачущего младенца на руки, что вызывало длительный и регулярный дистресс. Четвертый этап — взаимодействие с собственным ребенком, и далее — отношения с ребенком после окончания возраста «с характеристиками гештальта младенчества», мы соотносим с эпохой метамодерна. В этот период мать и ребенок строят уникальную модель отношений, проходящую в норме также 4 парадигмы развития — созависимость, контрзависимость, независимость — и выходят на этап взаимозависимости, партнерских отношений, дружбы, когда ребенок становится взрослым.
Через призму четырех квадрантов можно рассмотреть и становление представления матери о ребенке: ребенок как интроект в первом квадранте (премодерн — невыделение ребенка из собственной внутренней реальности мечты о нем). Далее (второй квадрант) ребенок становится для женщины, в первую очередь, объектом ухода (модерн — выполнение социально-ожидаемой нормы материнских практик — грудное вскармливание, смена пеленок, укачивание и так далее). Переходя в третий квадрант, женщина воспринимает ребенка как проект своей жизни на этапе, когда начинается процесс воспитания, и мать видит в ребенке реализацию своей материнской роли. Данный этап представлений матери о ребенке соответствует, по нашему представлению, этапу постмодерна. Этот этап формирует у женщины-матери множественные ожидания, которые, как правило не реализовываются, что вызывает как внешний конфликт с ребенком (ты должен вести себя так как я хочу), так и внутренний конфликт (я «плохая» мать, я неудачница, я не могу реализовать проект «идеального» ребенка, который покажет какая я «хорошая» мать). И только выходя в 4 квадрант, где ребенок становится субъектом отношений, приобретая интегративные черты, принимаемые во внимание матерью (что соответствует концепции эпохи метамодерна), мать может начать просто получать удовольствие от взаимодействия с ним, не погружаясь в пучину конфликта и сомнений в успешности своего материнства.
Таким образом, мы можем сделать следующие выводы:
8. Мид М. Культура и мир детства. М., 1988 — 429 с.