В том случае, если сепарационный процесс и завершение диадических отношений с матерью прошли с нарушением, не в полной мере состоялись (с фиксацией на созависимой или контрзависимой стадии), диада не трансформировалась в триаду под влиянием фигуры отца или иного «третьего» (значимого для матери) лица, смещающего ее тотальный вектор внимания с ребёнка, а также имеющего с ребёнком свои особые отношения, отличные от отношений с его матерью, то диадическая модель отношений может оставаться единственной рабочей моделью, переносимой личностью на все дальнейшие типы отношений.

Описанная ситуация ярко заметна в детских сообществах, когда дети с диадической моделью отношений могут строить дружбу только с одним другом. И, если возникает дружба нескольких детей, то такой ребёнок выбирает в этой ситуации всегда одного партнера по игре, одного друга, возможно, меняя его ситуативно на другого, но всегда придерживаясь парных отношений (сегодня я дружу с Наташей, но не хочу играть с Машей, а если сегодня я играю с Машей, то не хочу играть с Наташей, игра втроём неприемлема).

Так, эта же модель переносится и во взрослые отношения. Когда диадическая связь с матерью (отцом у «папиной дочки») переносится далее на супруга, отношения с ним удовлетворяют ее и строятся позитивно только до момента появления ребёнка. Рождение ребёнка ставит перед матерью дилемму — оставаться в близкой связи с мужем или “сменить объект отношений” на ребёнка. Чаще выбор происходит в пользу ребёнка, и тогда муж оказывается “на периферии отношений” как добытчик, обеспечивает семью, но теряет глубину эмоциональной близости с женщиной, часто под эгидой потребности ухода за ребёнком, мать вытесняет его из супружеской спальни. Второй вариант развития событий, — когда женщина-мать делает выбор в пользу отношений с супругом, тогда ребёнок «мешает» и передаётся бабушкам, либо няням, детским учреждениям.

Интересно, что появление второго ребёнка опять приводит мать к выбору с кем она будет строить диадические отношения. Если она была включена в диадические отношения с ребёнком, то появление второго малыша заставляет ее, в первом варианте развития событий, образовывать с ним новую диаду, а старший ребёнок начинает ее раздражать своими апелляциями к ней, требованиями внимания, его эмоции вызывают негодование, и мать считает, что он уже должен сам справляться со своей жизнью, учитывать интересы ее диады с малышом (часто без учёта возрастных возможностей старшего ребёнка, нередко вовсе ещё не взрослого). Во втором варианте развития событий, она остаётся в диаде со старшим ребёнком, а младший «создаёт им проблемы» своими потребностями, требованием внимания, что также вызывает раздражение у матери.

Рабочая модель триады должна быть нормативно сформирована и прожита ребёнком в районе 3 лет, когда он начинает осознавать, что у родителей есть значимые, отличные от отношений с ним, недоступные для него отношения, но при этом он так же может успешно строить с каждым из них свои уникальные отношения, наблюдать их отношения из позиции «извне» и быть наблюдаем вторым родителем внутри отношений общения с первым родителем (мамой или папой). Отношения ребенка с матерью и отцом всегда разные, связанные с уникальными характеристиками личностей матери и отца, с особенностями социальных ролей, отыгрываемых ими по отношению к ребенку, с особенностями уникальных личностных взаимоотношений между каждым из родителей и ребенком.

Если триадическая модель становится освоенной, успешно формируется, то в дальнейшем человек может строить сложные конфигурации отношений с другими людьми: дружить группой, удерживать в своём внутреннем пространстве отношения разного порядка, легко, без, расщепления переживая их различия (“я мать этих детей и жена этого мужчины, я могу быть с ним в отношениях и это не наносит ущерба моим отношениям с каждым из детей”). В случае успешного освоения триадической модели женщиной-матерью, отношения воспринимаются дифференцировано — это разные отношения: с одним ребёнком, с другим ребёнком, с мужем, с собственной матерью. Это, на практике, может выражаться в следующих ситуациях: “если мы пошли в кино с мужем, то я могу быть погружена в здесь-и-сейчас-процесс, проживаю роль жены, подруги, но не матери, тревожащейся о детях”; “играя с ребёнком, я не прокручиваю в голове разговор с мужем, а могу быть аутентична проживаемому сейчас процессу отношений с этим ребёнком”; “я не сравниваю одного ребёнка с другим, различаю, что со старшим я могу уже общаться вот так, ожидать от него одного эмоционального и поведенческого отклика, а с младшим я строю систему взаимодействия иначе, в зависимости от его возраста и индивидуальных особенностей”; “каждый из них — дети, муж, мама — имеет свои особенности, и мои отношения с ними также разные, адаптивные контексту ситуации”;