Меню
Библиографическая ссылка: Сорокина Е.Н. Нейрографический коучинг на примере решения конфликтов материнства эпохи метамодерна. //Сборник конференции «Судьба Инструктора»
Сегодня мы сталкиваемся с беспрецедентным изменением в мире и обществе, фактически на наших глазах происходит смена эпох, затрагивая все сферы жизни. По мнению ряда ученых, А.А. Гребенюк [1], П.М. Пискарёв [7], В.К. Пичугина [11], Н.И. Лифинцева [3], А.В. Скляр [12] мы переходим от эпохи постмодерна к эпохе метамодерна. По мнению П.М. Пискарева «метамодерн — это особое состояние социально-культурного пространства, не «колеблющаяся», а целостная эпоха» [4, с.54] , где «метамодерн вызывает к жизни особый, синтетический тип человеческого бытия, при котором различные парадигмы представлены в обществе одновременно» [4, с. 55] А.В. Залетов отмечает, что метамодерн «это выход за идеологическое проектирование в м мыслительное конструирование» [2, с. 347]. И данный переход требует изменения парадигмы во всех сферах жизни. Как пишет П.М. Пискарев: «одна из характеристик метамодерна — полярное видение, взгляд наблюдателя, метавидение» [8, с. 33]
Родительство как важный социальный институт также претерпевает серьезные изменения. Современное общество предъявляет требования к высокому, как никогда ранее, эмоциональному включению матери в воспитание ребенка. [13, с.25] Уже недостаточно просто обеспечить, как в былые времена, подрастающее поколение питанием, кровом, одеждой. Родители несут ответственность за то, чтобы ребенок получил «хороший старт» в жизни и это требует вложения родителей в образование ребенка или детей, посещение ими дополнительных занятий. Современный родитель вынужден быть экспертом во множестве областей; он становится тем, кто принимает на себя медицинские, педагогические, логистические, коучинговые функции.
Безусловно, в актуальном мире основная психоэмоциональная нагрузка ложится на женщину-мать. Отметим, что мы используем данный термин, чтобы подчеркнуть дуальность этой социальной роли, ее неоднородность — как по количеству совмещаемых ею социальных ролей (в один момент времени), так и в контексте трансформации этих ролей во времени (будущая мать, беременная, роженица, кормящая мать, мать маленького ребенка, мать дошкольника, мать школьника, мать подростка, мать взрослого ребенка).
Именно к женщине-матери (и как к женщине, и как к матери) общество предъявляет целый перечень порой противоречивых требований, в то время как мужчина (мужчина-отец) занимает более отстраненную позицию. Во всяком случае, ожидается, что именно мать должна решить проблему истерики ребенка в общественном месте, и, если ребенок не успокаивается, осуждающие взгляды будут направлены именно на нее, в то время как отец с ребенком в подобной же ситуации скорее встретится с сочувствующим отношением.
Женщина-мать сталкивается с большим количеством выборов и ответственности, которую она несет за эти выборы (находясь при этом в фокусе оценивающего внимания общества). Как и где рожать? Выбрать длительное ГВ или ограничиться одним годом? Делать прививки или отказаться от них? Какие занятия выбрать для ребенка? Организовать их в групповом или индивидуальном формате? Все эти вызовы современного материнства сводятся к тому, что общество ожидает от женщины воспитания члена общества, который будет максимально адаптирован к стремительно меняющейся среде, будет эффективно справляться с вызовами внешнего мира и проявлять устойчивость мира внутреннего. Однако мир настолько же быстро меняется, насколько быстро меняются и требования к человеку, особенно к его личностным и психо-эмоциональным качествам (эти требования предъявляются и к личности самой женщины-матери). Мать оказывается в сложной ситуации, где она не может опереться при принятии решения на опыт прошлых поколений, как не может она опереться и на однозначный экспертный авторитет. Поливариативное пространство мнений разных экспертов и даже разных экспертных школ, каждая из которых имеет свое свое научное (теоретико-методологическое) обоснование, предполагает умение опираться на внутренний выбор и отклик. Однако именно этот навык не был сформирован у нынешнего поколения матерей, ориентированных на внешний локус контроля.
Также материнство актуального времени характеризуется беспрецедентно свободным доступом человека к специализированной профессиональной информации, ранее доступной лишь экспертам в медицине, психологии, педагогике и других узкоспециальных областях. Это вызывает закономерный шквал интереса к психологии (психологии перинатального периода, детства, родительства, гендера, возрастных и личностных кризисов и т.д.). Фактически, сегодняшние матери имеют широкие знания в области психологической науки, но сама по себе гиперинформированность скорее вызывает фрустрацию, нежели помогает решать проблемы. Так, знание о детской психологической травме привело к тому, что, входя в материнство, женщина переживает сильное напряжения, актуализируются подавленные детские чувства, связанные с опытом воспитания в родительской семье. Растет обида на собственную мать, часто женщина клятвенно обещает себе не повторять ее опыт, но сталкивается с тем, что во многом автоматически повторяет семейные и родовые сценарии. При этом есть страх нанести ребенку травму, а также возникают различного рода девиации материнского поведения, чувства вины и стыда.
Все это приводит к тому, что женщина-мать ощущает огромную гиперответственность, значительное чувство вины и частое замешательство. Такая стрессовая перегрузка ведет к эмоциональному выгоранию и снижению качества жизни женщины, а, следовательно, — и снижению качества выполнения материнского труда. Это лишает женщину сил, актуализирует защитные механизмы, часто ведущие к избеганию глубокого контакта с ребенком либо к формированию гиперопекающей позиции. Как отмечает в своем исследовании Анна Шадрина: «моральная паника по поводу детской психологической травмы переводит напряжение между новыми стандартами ухода за детьми в нарастающую соревновательность на рынке труда из разряда структурных проблем в область индивидуальной ответственности женщины» [13, с. 265].
Широко представленный в нашем обществе сегодня рынок «экспертов» в области воспитания, часто не имеющих профессионального образования, порой приводит женщину к ретравматизации или “зависанию” в попытках стать, наконец, «хорошей матерью», то есть, — выполнить все многочисленные и часто противоречивые рекомендации общества и специалистов и удовлетворить всем ожиданиям социума. За этими попытками теряется понимание своей индивидуальности и индивидуальности своего ребенка, а сама женщина погружается во все большую фрустрацию и эмоциональное выгорание (что влияет на личностное самовосприятие женщины и транслируется на другие сферы ее жизни). Растет ее эмоциональная зависимость от ребенка как гаранта ее позитивного самовосприятия: так, счастливый, радостный ребенок — “подтверждение” того, что она все делает правильно, одобрение ее поведения со стороны ребенка — подкрепление ее шаткой материнской самооценки. Это мешает ей выполнять свою ведущую позицию в отношениях привязанности с ребенком, приводит к дисбалансу в детско-родительских ролях, где взрослая мать, которая сама должна быть опорой для ребенка, нуждается в одобрении ребенка и ищет в нем опору.
Парадигма метамодерна решает это (кажущееся нерешаемым) противоречие: как примирить разные позиции, учесть все достижения современной науки, но сохранить свою субъективность в столь важном аспекте жизни,как родительство. Эпоха метамодерна — это “эпоха содружества” множества вариантов родительских выборов, каждый из которых может иметь место без противопоставления остальным.
На наш взгляд, коучинговый подход в работе с женщиной-матерью является действенным ответом на задачи актуального времени. Он позволяет помочь женщине выйти из ощущения себя “недостаточно хорошей”, сломанной, травмированной, нарушенной и постоянного страха передать травму дальше, «сломать» ребенка. Коучинговый подход позволяет посмотреть на воспитание ребенка не как на проект, оцениваемый внешними «экспертами», а как на творческий динамичный процесс. Как указывает П.М. Пискарев: «коучинг есть процесс самопознания, познание себя самим же собой, процесс, в котором совпадает познающее и познаваемое «Я». [10. с. 16] Что, на наш взгляд, помогает женщине-матери наконец освободиться из-под власти сформированного еще в детстве внешнего локуса контроля, и перевести его во внутренний локус. Задача стать, наконец, «нормальной, хорошей, правильной матерью», которую часто ставят перед собой фрустрированные матери, меняется на более конструктивную — понять себя, понять ребенка и построить индивидуальный творческий маршрут развития, где ориентир на счастливое самоощущение и позитивное взаимодействие с другими людьми является приоритетным показателем успеха в противовес выполнению некоторой мифологизированной «нормы», которая, фактически, размывается, перестает существовать в эпоху Метамодерна.
Коучинг помогает матери сформировать осознанную личностную позицию относительно того, как она хочет прожить свое материнство и какие ценностные ориентиры для нее оказывается важным передать ребенку. Только такая уверенная позиция, связанная с видением цели воспитания, формированием своего осознанного отношения к миру, себе, ребенку позволяет обрести женщине-матери внутреннюю опору, в которой она может утвердиться, чтобы вести ребенка за собой и занять уверенную альфа-позицию в отношениях привязанности. Это является важнейшим условием чувства безопасности, защищенности для ребенка, и актуализирует его инстинкт следования и прием опыта старших поколений [5, с.14].
Инструменты коучинговых школ Института Психологии Творчества дают широкий ассортимент подходов к решению разноплановых задач, с которыми сталкивается женщина-мать актуального времени. Это особенно ценно при организации индивидуального подхода в работе с каждой мамой.
Так, среди обращающихся за помощью женщин есть те, кто опирается на эмоционально-чувственное восприятие, часто обостряющееся с вхождением в материнство. В этом случае они легко и быстро “откликаются” на методы нейрографики.
Есть и женщины, опыт которых привел их к диссоциации с эмоциональной сферой, которую, как правило, они компенсируют сильной логикой и интеллектом. Быстрое погружение в мир чувств, которое происходит при нейрографической работе, может вызывать у них сильное сопротивление. Им лучше подходят инструменты школы нейродизайна, в большей мере опирающиеся на логику.
Школа нейропластики позволяет сбалансировать телесность,что особенно актуально в процессе становления женщины матерью (материнство проживается через тело — беременность, роды, послеродовое восстановление, грудное вскармливание, тесный телесный контакт с ребенком, ношение на руках и т.д.). Многие женщины перегружены интеллектуальным знанием, но не могут реализовать знания на деле, ощущая слабый контакт с телесным аспектом материнства, имея сниженный уровень энергии. Именно телесные практики в данном случае позволяют восстановить баланс тела и интеллекта.
Таким образом, коучинг в контексте универсальной теории гуманитарного знания, каковой является теория Метамодерна [6], позволяет двигаться женщине-матери в направлении достижения собственной интегративной целостности, осознанно внося методы работы со своей телесностью, эмоциональностью, интеллектуальным и духовным аспектами личности в материнскую повседневность, и находя баланс всех сфер через интеграцию коучинговой практики в практическую философию своей жизни.
В качестве примера успешной интеграции методов нейрографического коучинга в повседневную действительность женщины-матери, мы предлагаем к рассмотрению проведенный нами эксперимент по гармонизации конфликтности в семейных отношениях.
Как показывает опыт, одним из самых частых запросов обращения женщины-матери к специалисту помогающих практик является дискомфорт от конфликта в отношениях с ребенком, мужем, собственной матерью, а также внутренний конфликт. Большинство матерей относятся к конфликту как к личной неудаче в успешном выполнении родительской функции. Тут стоит отметить, что развитие ребенка неизбежно связано с периодами конфликтности, негативизма, оппозиционирования родителям для выделения собственного Я и успешного процесса сепарации; это усиливает материнскую фрустрацию и усталость от родительства.
Как показывают исследования И. Н. Мальковой и Л.Г. Жедуновой, столь болезненное отношение к конфликту является следствием трансгенерационных нарушений в семейной системе. [4, с. 225] Страх перед конфликтом заставляет мать включаться в манипуляцию, избегать выставления здоровых границ, необходимых ребенку, угождать ему, попадая, с одной стороны, — в эмоциональную зависимость от ребёнка, где мать, чтобы быть «хорошей», должна обеспечивать только «хорошие» эмоции ребенка. С другой стороны, это неизбежно приводить мать к выгоранию, которое оказывается следствием выведения “в тень” большого количества собственных негативных эмоций и отказа от собственных потребностей в угоду позитивному настроению ребенка.
В эксперименте мы предложили матерям нейрографическую модель «безопасный конфликт». В исследовании приняли участие женщины, проходящие программу по эффективному материнству в рамках проекта «Интуитивное Материнство».
Нами была поставлена основная задача изменить отношение к конфликту как к тому, что опасно, вызывает неприятие, телесное ощущение сжатия и включает инстинктивную реакцию борьба-бегство. Именно так женщины, столкнувшиеся со сложностями в освоении программы, описывали свое состояние.
В мастер-классе приняли участие 19 человек, 14 из которых прислали на данный момент полную обратную связь-отчет и рисунки.
Участницам было предложено в качестве настройки на работу вспомнить ту или иную сложную или сильно эмоционально заряженную для них конфликтную ситуацию, произошедшую за неделю. Мы не ограничивали тему конфликта только детско-родительскими отношениями. Среди тем конфликтов, которые были выбраны участницами, оказались конфликты мама-ребенок (вокруг сбора игрушек, еды, соблюдения режимных моментов, выполнения уроков), конфликты мама-дети (где мама была вовлечена в конфликт между сиблингами), конфликты мама-бабушка (разворачивающиеся вокруг разницы представлений о том, как необходимо воспитывать ребенка, конфликт вокруг доли вовлеченности бабушки в жизнь ребенка), внутренний конфликт мамы (конфликты мотивации — забота о себе и забота о ребенке, конфликт осуждения себя за те или иные недостатки, нехватку внутренней опоры, неумение удерживать свои личные границы перед ребенком и другими членами семьи), конфликты с супругом (о степени жесткости в подходах коррекции детского поведения, о ревности мужа к развивающим занятиям жены), конфликт с внешними социальными фигурами при отстаивании интересов своего ребенка (в поликлинике, детском учреждении). Таким образом была определена тема 1.0, индивидуальная для каждой из участниц.
Упражнение “20 слов за 2 минуты” было проделано как в начале рисования, так и по его окончанию с целью провести психо-семантический анализ произошедших в результате рисования изменений. Безусловно, слова каждой из участниц исследования отличались, однако, мы нашли определенные сходства, которые прослеживались до начала рисования. Общими для большинства женщин оказались следующие слова: стресс, злость, напряжение, боль, защищаться, страх, война, сопротивление, вина, стыд, задыхаюсь, усталость, скованность, обида, недоверие, бессилие, плохая/плохой, достало/достали, сколько можно, устала, враг, крик, угроза. Чаще всего повторялись слова: злость, страх, обида, усталость.
Также до начала рисования мы попросили участниц оценить по шкале 0-10 следующие параметры конфликта, которой стал темой их дальнейшего рисунка:
насколько этот конфликт важен для вас? (Мотивационно-ценностная компонента)
Насколько этот конфликт эмоционально-заряжен для вас? (Эмоциональная компонента)
Насколько высок заряд внутри самого конфликта? (Интенсивность конфликта)
Каков уровень эмоционального заряда к другим участникам конфликта? (Социально-эмоциональная компонента)
Большинство участниц оценили заряды достаточно высоко в диапазоне 9-10 (64.2%), 7-8 (21.4%), 5-6 (14.4%).
Далее, в процессе набора фигур композиции, мы также просили участниц оценивать процесс изменения своего состояния по десятибалльной шкале, что дало достаточно интересные результаты и понимание того, каким образом работает предложенная нами модель.
При наборе композиции нейрографического рисунка конфликта мы попросили участниц поставить следующие фигуры: фигуру своего «Я», фигуру конфликта, фигуру своего состояния, фигуры других участников конфликта, фигуру цели конфликта, фигуры ресурсов, фигура результата.
Интересным оказался факт, что 42.8% женщин с удивлением отметили, что даже не думали о цели, хотя мы обсуждали это на предшествующих занятиях программы. 35.7% женщин отметили, что, прорисовав фигуру цели конфликта, они увидели, что их изначальное понимание цели изменилось либо уточнилось. Анализ топоса цели — удаленность/близость, фигуры, стоящие на пути к цели, дали большинству участниц определенные инсайты. Часть инсайтов касалась понимания того, что цель навязана, не является идущей изнутри; часть выявила не осознаваемые ранее динамики в отношениях с другими членами конфликта; значительное количество участниц отметили, что увидели цель не просто как собственное желание, а как то, что может гармонизировать всю ситуацию взаимодействия с другими участниками ситуации.
78.5% участниц отметили, что испытали больше позитивных чувств, ведя линию от себя к конфликту; для большинства это стало телесным инсайтом, который дал возможность пережить на практике то, что инициация конфликта может быть позитивным переживанием, дает возможность управлять конфликтной ситуацией. Мы говорили ранее об этом на занятиях программы, но для большинства это не было пережито как телесный опыт и оставалось теорией до момента рисования.
Некоторые женщины отмечали, что прикосновение линией к конфликту дало чувство уверенности, что я смогу решить этот конфликт. Были инсайты, что линия, идущая “от меня к конфликту” дает спокойствие, а линия, идущая “от конфликта ко мне” — дает энергию. Это ощущение внесло понимание того, что конфликт наполнен энергией и задача — направить эту энергию на цель (для решения), а не в эмоции (для разрушения). 50% женщин отметили в своей рефлексии, что линии, идущие от фигуры «Я» к фигуре конфликта, дают ощущение уверенности и спокойствия.
Внесение фигур ресурсов, которые были соединены с фигурой «Я», сильно поменяли состояние всех участниц без исключения, дав ощущение силы, наполненности, спокойствия, уверенности. После этого мы провели нейролинии “от ресурсов к себе” и далее внесли энергию этих линий в поток коммуникации с другими участниками конфликта и/или в цель.
В качестве итоговой фигуры было предложено поставить фигуру «Решение конфликта», определить ее место на топосе листа. Мы предложили участницам осмыслить — что это такое? Как оно выглядит? Где располагается на листе? Как соотносится с уже имеющимися фигурами?
Практически все участницы описывали свои чувства после постановки фигуры решения в позитивном ключе: фигура нравится, большая и спокойная; изменился фокус конфликта и произошла трансформация цели, как я ее понимаю; фигура решения объединила меня и мужа с целью, инсайт, что мы на одной стороне; самая большая, сильная фигура, мне она нравится!
Движение работы по базовому алгоритму дало интересные результаты на этапе архетипирования. В подавляющем большинстве работ присутствовала красно-оранжевая гамма, связанная либо с участниками конфликта, либо с фигурой самого конфликта, иногда с фигурой Я и иногда — с фигурой цели. Цель конфликта достаточно часто была представлена в сине-зеленой гамме. Хотя однозначной корреляции по цветовому решению фигур провести не удалось.
Внесение линий поля было отмечено большинством участниц такими ощущениями как: поддержка, уверенность, все будет хорошо, я могу, нам нечего делить; все решаемо; я не одна; со мной и с ребенком все в порядке; я доверяю Богу.
В качестве фигур фиксации участницы выбирали: фигура «решение конфликта» (100%), фигура «Я» (64.2%), фигура «цель» (42.8%), фигура «состояние» (28.5%), фигура «другой участник конфликта» (7.1%).
По окончании работы мы сделали повторное упражнение “20 слов за 2 минуты” и замер по шкале 0-10 тех же показателей, что и в начале работы.
В итоге стало очевидно, что сильно изменились слова. Среди них больше стало позитивно-окрашенных: выбор, возможность, цель, решение, договориться, могу, ресурс, развитие, помощь, спокойствие, пример, радость, свобода, уверенность, вера в себя, воздух, пространство, свет, сотрудничество, смысл, удовлетворение.
Заряд напряжения внутри конфликта снизился на 2-3 пункта у 42.8% участниц, на 4-6 пунктов у 35.7% участниц. У 21.4% участниц заряд ушел до отметки 0.
Заряд напряжения к другим участникам конфликта также показал значительное снижение: на 2-3 пункта у 35.7% участниц, на 4-6 пунктов у 50% участниц, у 14.2% заряд ушел до отметки 0.
Мы также попросили участниц наблюдать за своим состоянием, конфликтностью, отношениями с реальными людьми, конфликт с которыми они рисовали, и дать обратную связь по тому, каким образом будут развиваться события в реальной жизни. 71.4% женщин отметили, что на неделе, прошедшей после рисования, их состояние было значительно более эмоционально ровным и стабильным, а дети вели себя лучше и с ними было легче договариваться. 35.7% участниц сообщили, что конфликт “как бы растаял” и не было повода возвращаться к нему в течение недели, участники конфликта сняли свои претензии или пришли без сопротивления к позитивному совместному решению.
Таким образом, мы приходим к закономерному выводу о том, что нейрографический коучинг оказывается эффективным методом, приводящим женщину-мать к осознанному выходу из устоявшихся негативных фреймов родовой и семейной системы, увеличивает уровень ее осознанности, снижает уровень напряжения даже в таких трудных ситуациях, которые она оценивает как конфликт.
Литература
1. Гребенюк А.А. Носцов А. Е. Психологические особенности человека культуры метамодернизма// Гражданское общество: проблемы и перспективы. — 2017. — с.7-11
2. Залетов А.В. Идеологический проект «современности»: от модерна к метамодерну.// ХLVI итоговая студенческая научная конференция удмуртского государственного университета . Материалы Всероссийской конференции. // Изд-во Удмуртский государственной унивеститет. Ижевск. 2018 с. 345-348
3. Лифинцева Н.И. Психологические аспекты и проблемы воспитания в ситуации метамодерна: “при условии отсутствия души” //Ученые записки. Электронный научный журнал Курского Государственного Университета. — 2019. — №1 (49). — с.119-126
4. Малькова И.И., Л.Г. Жедунова Трансляция опыта как фактор формирования материнского отношения. //Ярославский педагогический вестник — 2011 — №3 — Том II (Психологе-педагогические науки) — с. 223-227
5. Писарик О. Привязанность — жизненно важная связь. — М.: Ресурс, 2019 — 96 с.
6. Пискарев П.М. К методологии исследования метамодерна: метод квадрантов, холизм, интегративность, системный подход, принцип системности, общая теория систем. // История, политология, социология, философия: теоретические и практические аспекты. Сборник статей по материалам ХХI-ХХII международной научно-практической конференции. 2019 Изд-во: Ассоциация научных сотрудников «Сибирская академическая книга». Новосибирск с. 51-73
7. Пискарев П.М. Метамодерн: к постановке проблемы. //Актуальные проблемы психологического знания. — 2019. — №1(50). с. 5-17
8. Пискарев П. М. Метамодерн. Счастье в квадрате. — Москва: Эксмо, 2020. — 304 с.
9. Пискарев П.М. Метамодерн и интегративная методология гуманитарного знания. Диссертация на соискание ученой степени доктора психологических наук. —
[Электронный источник]. — Режим доступа: https://www.piskarev.ru/dissertation?fbclid=IwAR0XzFJR9ndwgZ93G3JnGau8ZV5DiJ08od8FJQxn8ZerfAqEg_c_rIq0prg
[Электронный источник]. — Режим доступа: https://www.piskarev.ru/dissertation?fbclid=IwAR0XzFJR9ndwgZ93G3JnGau8ZV5DiJ08od8FJQxn8ZerfAqEg_c_rIq0prg
10. Пискарев П.М. Психологические аспекты теории метамодерна. — [Электронный источник]. — Режим доступа: https://www.piskarev.ru/developmentpyramid
11. Пичугина В.К. Непрерывная образовательная забота о себе в эпоху метамодерна//Непрерывное образование: XXI век. — 2014. — №4(8). — с. 116-125
12. Скляр А.В. Философия осознанности в обществе метамодерна как способ преодоления феномена “массового человека” / European Journal of Humanities and Social Sciences. — 2020. — №3. — с.159-165
13. Шадрина А. Дорогие дети: сокращение рождаемости и рост «цены» материнства в ХХI веке. — М.: Новое литературное обозрение, 2017. — 392 с.