Библиографическая ссылка: Сорокина Е. Н. Значимые аспекты материнсткой сепарации. с109-124 Человеческий фактор. Социальный психолог — журнал для психологов. — Вып. №1(41) 2021
Традиционно понятие сепарации чаще всего рассматривается в контексте процесса формирования личности ребенка и обретения им все большей автономии от матери. Тем не менее, феномен сепарации не ограничивается детско-родительским контекстом: исследователи говорят о психологической сепарации как феномене межличностных отношений [7]; изучают механизмы психологической сепарации [24], определяют проблемное поле исследования феномена сепарации [13] и т.д.
В зарубежной психологии этапы прохождения сепарации представлены в психоаналитическом направлении через периодизацию развития личности (М. Малер [15], Дж. Мак-Девитт [14], З. Фрейд [23], М. Кляйн [10], Д. Винникот [5], Дж. Боулби [3], X. Кохут [11], П. Блос [1], О. Кернберг [9], R. Josselsson [26] и др.).
Этапы прохождения ребенком процессов сепарации в отечественной психологии описываются в рамках концепций периодизации развития и возрастных кризисов (Л. С. Выготский [6], Д. Б. Эльконин [25], А. Н. Леонтьев [12], Л. И. Божович [2], Л. Ф. Обухова [16], В. И. Слободчиков [18], К. Н. Поливанова [17], Т. В. Драгунова [8]).
Сепарация в детско-родительском (детско-материнском) аспекте рассматривается, преимущественно, как процесс сепарации-индивидуации ребенка от матери (М. Малер, Ф. Пайн, Дж. Мак-Девитт [14, 15]). Не менее значимой проблемой, требующей рассмотрения в русле психологической науки, видится нам материнская сепарация. Последнюю можно понимать как сепарацию матери от ребенка, однако, изучая эту проблему подробнее, находим в ней и другие значимые аспекты, речь о которых пойдет ниже.
Актуальность темы материнской сепарации связана, в первую очередь, с актуальностью темы материнства в современном научно-практическом поле: материнством, во множестве его конкретных сторон, заняты помогающие практики — психологи, психотерапевты, коучи, а также социологи и педагоги. Это объясняется тем, что проблема детства неразрывно соединена с проблемой материнства, а также — тем, что характер детской сепарации и успешность ее прохождения ребенком зависят от характера и успешности материнской сепарации. Она, в свою очередь, является (одновременно) причиной и следствием интегративно-целостной личности.
Процесс сепарации ребенка от родителей находится в состоянии диалектического единства с процессом детско-родительского соединения: “Чем полнее ребенок соединяется с матерью и отцом в течение первых дней и месяцев своей жизни, тем легче потом ему и его родителям успешно осуществить процесс отделения” [22, с. 90].
Критические моменты прохождения фазы симбиоза и фазы сепарации-индивидуации, приводящие к рождению «Я» ребенка (М.Малер) соответствуют в описании супругов Уайнхолд стадиям (созависимости и контрзависимости), которые ребенок проходит с матерью (родителями) в первые 3 года жизни.
Как отмечают супруги Уайнхолд [22, с. 95-96], критическим моментом на этих двух ранних стадиях (созависимости и контрзависимости) является степень завершения матерью (родителями) своих собственных задач соединения и отделения. Родители, которые так и не завершили свой собственный процесс отделения, боятся как близости, так и психологической отделенности. В результате родители посылают своим детям противоречивые сообщения, которые часто мешают нормальному процессу их развития.
Прежде чем давать определение материнской сепарации, считаем нужным разобраться с типами сепарации, объектами сепарации, а также с уровнями сепарации.
Типология сепарации — сложный вопрос, отвечая на который, мы выделяем, прежде всего, функциональный и дисфункциональный (гармоничный и дисгармоничный) типы. Дисфункциональная сепарация, в свою очередь, подразделяется на созависимую и контрзависимую.
Мы предлагаем термин “дисфункциональная сепарация” для характеристики материнской сепарации, отталкиваясь от понимания того, что мать, в первую очередь (на начальном этапе взаимоотношений с ребенком) — это совокупность функций, причем не только физических (кормление, уход и т.д.), но и психических, психоэмоциональных (чувствование потребностей ребенка и своевременная реакция на них, эмоциональная доступность и отзывчивость матери). При дисфункциональной сепарации некоторые из этих аспектов имеют отклонения, нарушающие естественное и гармоничное развитие отношений матери и ребёнка.
В свою очередь, функциональная материнская сепарация, представленная в единстве двух векторов — собственной детской сепарации матери и сепарации матери от собственного ребенка — позволяет женщине-матери не сливаться с ребенком, но и не расщепляться от него, выдерживать неизбежное напряжение в их отношениях, когда ребенок должен противопоставить себя матери, чтобы дифференцировать себя от нее. Это создает устойчивую безопасную среду для сепарационного процесса ребенка и закладывает основы для надежной модели привязанности.
Исследователи психологической сепарации личности рассматривают ее в дихотомии “гармоничный-дисгармоничный” (Н.Е. Харламенкова, Е.В. Кумыкова, А.К. Рубченко [24]). “При проявлении дисгармоничной сепарации доминируют механизмы, способствующие разъединению, либо наоборот, слиянию ролей, паттернов поведения и др.” [24, с. 86]. Мы, в свою очередь, объясняя природу материнской сепарации, уточняем эту дихотомию, отталкиваясь от функционального аспекта материнско-детского взаимодействия. Фактически, суть нарушений процесса сепарации остается в рамках фиксации на слиянии или на противопоставлении (разъединении), в терминологии Н.Е. Харламенковой и других.
По нашему мнению, нарушение сепарации матери от ребенка может иметь два варианта развития событий. В первом случае мать фиксируется на слиянии с ним (созависимая фиксация), занимая симбиотическую позицию (“мы едины, мы одно, ребенок — это единственный человек в мире, с которым мы понимаем друг друга без слов”). Часто мать создает определенный аспект субъективного материнского мифа, помогающий ей поддерживать особую значимость этого слияния. Так, в ряде случаев выстраивается система сверхценных убеждений, оправдывающая подобное слияние: “это особо чувствительный ребенок и никто не сможет его понять так, как я”; “это больной ребенок, который не сможет жить без моей заботы”; “этот мир так несовершенен, что только я защищаю ребенка от всех ужасов этого мира” и т.д. В ситуации слияния мать оказывается постоянно включенной в эмоциональное поле ребенка, теряет контур собственной автономии эмоциональных процессов, ее личностные процессы, включая самоидентификацию, самооценку оказываются подчинены материнской роли, проявлениям ребенка, что создает высокую нагрузку, особенно в периоды возрастных кризисов ребенка и, рано или поздно, приводят к эмоциональному выгоранию [19], а естественный процесс сепарации-индивидуации ребенка воспринимается как угроза на ценностно-смысловом уровне (ребенок станет независим, и я потеряю опору, смысл жизни, понимание, зачем я живу). Женщине трудно выносить любые конфликты с ребенком, они воспринимаются как угроза отношениям, их развивающий потенциал остается не осознаваемым и не реализованным.
Контразвисимая фиксация — альтернативный тип дисфункциональной сепарации. Второй вариант развития событий — женщина-мать погружается в постоянную борьбу. Расщепление при этом может происходить от самой себя (“я плохая мать”), от ребенка (“у меня ужасный ребенок”), от своей матери (“моя мать все делала не так, а я сделать должна иначе”), от мужа (“он делает не так, как должен, он мешает мне нормально воспитывать ребенка”), а также может быть комбинация внутреннего и внешнего расщепления (“я плохая мать, потому что делаю, как делала моя ужасная мать, но с таким капризным, сложным ребенком не получается делать иначе”), и любые иные конфигурации.
Контрзависимая фиксация мешает женщине увидеть единство, синтетичность объекта за полярностью подхода “хорошо-плохо” (за расщеплением объекта на хороший и плохой), что, как правило, является следствием негативно пройденной подфазы в собственной сепарации-индивидуации, на которой происходит консолидация объекта.
В итоге материнство начинает истощать женщину-мать, восприниматься как тяжелая череда борьбы за “хорошо” и страха, что все равно получается “плохо”. Женщина, как правило, тратит очень много сил на попытку сделать все идеально, все проконтролировать, включая эмоциональные проявления (свои, ребенка, других членов семейной системы), неизбежно терпит фиаско, – всё это рождает фрустрацию и высокий уровень тревоги.
Женщина-мать с контрзависимой фиксацией склонна к интенсивному материнствованию (гонка за кружками, образовательными целями, лучшим обеспечением ребенка, развлечениями для него). Ей трудно видеть индивидуальность ребенка в ее разнообразии, трудно видеть собственное разнообразие опытов материнствования и интегрировать их в единый образ, которым она могла бы быть удовлетворена. Он всегда ощущается как “недостаточный”, “проблемный”. Именно такие женщины склонны искать новую и новую информацию о воспитании, перебирать экспертов, разочаровываться в них, поскольку ни одна система не дает ей расслабиться и почувствовать себя удовлетворенной. Хотя воспитательные системы, построенные на большем контроле и четкой последовательности шагов, дают временное ощущение, что “я все делаю правильно”, но ребенок растет, неизбежно меняется, развивается, и то, что вчера удовлетворяло возрастной запрос, сегодня перестает срабатывать, вследствие чего мать вновь попадает в конфликт. Стремление к позитивной или негативной абсолютизации мешает женщине почувствовать интуитивно верную контекстуальную дистанцию с ребенком и позволить ей “пульсировать” (“пульсирующая дистанция” как вид “управляемой дистанции”), что могло бы привести к позитивному решению разнообразных воспитательных ситуаций.
Итак, дисгармоничная сепарация может быть представлена как процесс слияния (созависимость) либо противопоставления, расщепления (контрзависимость), сопровождаться негативными эмоциональными состояниями, дисгармоничным коммуникативным процессом.
На межличностном уровне в материнстве мы видим это, если мать занимает гиперопекающую позицию либо отталкивает ребенка, отказывая ему в эмоциональной близости, утешении, поддержке (по причине раздражения на его поведение, по причине погруженности в собственные трудные эмоциональные процессы, как, например, происходит при погружении матери в послеродовую депрессию; по причине рождения второго ребенка, когда старший ребенок воспринимается как “мешающий”, как “угроза” малышу; в ситуации, когда мать оказывается в состоянии эмоционального выгорания и не имеет ресурса для поддержания эмоциональной связи с ребенком).
Дисгармоничная сепарация возможна и внутренне-межличностном уровне, когда женщина, например, сливается с внутренней репрезентацией своей матери и оказывается подчинена ее установкам, убеждениям, боится принимать собственные материнские решения. Противоположная тенденция – когда женщина-мать находится в постоянной внутренней борьбе и расщеплении с внутренней репрезентацией матери внутри себя и совершает свои материнские выборы под влиянием идеи “сделать все противоположным образом” относительно того, как считала нужным делать в материнстве ее собственная мать.
На внутриличностном уровне дисгармоничная сепарация в материнстве, как правило, представлена в виде редукции всех внутренних ролей до роли матери, либо роль матери входит в борьбу с иными ролями, к примеру, жены, профессионала, путешественницы и т.д., и вызывает у женщины внутренний конфликт, который часто приводит женщину к глубинной неудовлетворенности своей жизнью, которая может осознаваться, в результате чего ребенок часто воспринимается как тот, “кому я отдала свою жизнь”. Такая жертвенная позиция может поддерживаться субъективным материнским мифом о жертвенном материнстве как “нормативном материнстве”. В этом случае женщина “делает ставку” на ребенка, бессознательно ждет, что он реализует ее жизнь, а, значит, ей трудно отпускать его в самостоятельность, позволять делать собственные жизненные выборы, проявлять свою волю и индивидуальность. Мать в этом случае испытывает трудности в сепарации от ребенка и ограничивает его сепарацию от себя, поскольку он становится сверхзначимой фигурой реализации ее жизни. Либо женщина реализует свои разные роли, но испытывает чувство вины, когда уходит от ребенка на работу, отдает часть внимания мужу, едет в путешествие и проч. В этом случае она ощущает, что “бросает” ребёнка, что далее ведет, как правило, к компенсаторному поведению, что может приводить к попустительству, амбивалентному поведению (поведение матери пульсирует от полярности к полярности: в один момент мать дает ребенку слишком много внимания, чтобы компенсировать свою вину, в другой момент — отталкивает его от себя, устав от общения).
Выше мы писали о внутриличностном, внутренне-межличностном и межличностном уровнях сепарации. В связи с этим, сошлемся на типологию Н.Е. Харламенковой, Е.В. Кумыковой, А.К. Рубченко [24, с. 86], которые предлагают рассматривать сепарацию личности вообще как внешний и внутренний процессы.
Внешняя сепарация может быть представлена как разделение, разрыв отношений, дистанцирование, отдаление (как дисгармоничная сепарация), сопровождаемые чувством обиды, ощущением несправедливости, желанием избавиться от внешнего контроля. С другой стороны, внешняя сепарация может рассматриваться также как принятие на себя ответственного решения, как проявление самостоятельности, инициативного поведения. Между этими двумя полюсами располагаются различные варианты внешней сепарации, которые имеют индивидуальное своеобразие и определяются целым рядом факторов (пол, семейные традиции и др.).
Внутренняя сепарация может быть представлена как сепарация “Я” от внутренних объектов (“Я” от “не-Я” — структурный аспект) и сепарация образа “Я” (чувств, мыслей, переживаний) в настоящем от образа “Я” (чувств, мыслей переживаний) в прошлом и будущем (“Я” от “Я во временной перспективе”, временной аспект). При этом зрелые формы внутренней сепарации проявляются в совместной работе обоих — структурного и временного — механизмов.
В связи с выделенными выше типами сепарации (внутренней и внешней) Н.Е. Харламенкова, Е.В. Кумыкова, А.К. Рубченко выделяют разные виды дифференциации [24, с.89]:
Кроме дедифференциации, проблемная сепарация проявляется в виде дезинтеграции [24, с. 89]:
И дезинтеграция “Я” с внутренними объектами, и дезинтеграция “Я”, представленная во временном аспекте, сегодня особенно актуальны, и проявляется (часто — в единстве различных вариантов дезинтеграции) во множестве частных случаев. Примером этого могут быть последствия времени, проведенного в социальных сетях, когда женщины переполнены интернет-образцами “правильного материнствования” и социальный миф, влияющий на их субъективный материнский миф, крайне жесткий. Так, к примеру, к дезинтеграции образов “Я” могут привести роды, которые планировались как естественные, а прошли с акушерским вмешательством, несостоявшееся или недостаточно продолжительное, по представлению женщины, грудное вскармливание, и так далее. Также женщина-мать может быть фиксирована в “негативном сценарии” будущего, когда она создает негативный перспективный нарратив о себе и ребенке в будущем, фактически теряя контакт и с собой, и с ребенком в настоящем (“вырастет и будет меня осуждать, что я за мать”; “вырастет и не сможет реализоваться, а я буду виновата, либо я буду его тянуть всю жизнь” и подобные).
Н.Е. Харламенкова, Е.В. Кумыкова, А.К. Рубченко пишут, что “сепарация часто рассматривается как отделение, в результате которого человек должен стать самостоятельным, т.е. начать сам думать, сам делать, сам выражать собственные чувства, сам жить. В этом случае сепарация выполняет функцию разотождествления, но не может быть ею ограничена” [24, с.87]. Мы также понимаем сепарацию за пределами простого отделения, а также разотождествления, понимая ее как “пульсирующий” процесс, предполагающий, наравне с процессами отделения и разотождествления, полярные им процессы соединения, отождествления, и, что самое важное в контексте материнской сепарации, — отдаления-приближения. Сепарация, в нашем ее понимании, — процесс, происходящий в течении всей жизни, многократно проходящий описанные выше полярные фазы в разных их комбинациях, в разных точках отрезка между полярностями. Сепарация представляет собой процесс прохождения сепарационных витков. Сепарационный виток можно рассматривать через призму выделяемых нами четырех стадий его прохождения: 1. Слияние (как слияние двух “Я”, их холистическая неразъединенность, “холистическое Мы”); 2. Сепарация (как выделение своего “Я”, разотождествление); 3. Построение взаимозависимых отношений (“Я и Ты, между нами есть пульсирующая дистанция”); 4. Построение функциональных — независимых — отношений (“мы делаем что-то вместе”, “дистанция определяется нашими функциональными задачами”).
Рассмотрим сепарационный виток в контексте материнской сепарации подробнее. Так, будучи независимой взрослой социализированной личностью, мать с наступлением беременности неизбежно возвращается на стадию взаимозависимости, но теперь уже не с собственной матерью, как это было в ее детстве, а с собственным ребёнком. Она неизбежно должна пройти весь процесс поэтапной сепарации, разотождествления и обретения себя в новом качестве — в качестве матери. Однако мы должны понимать, что далеко не всегда современная женщина-мать выходит на этап своего вхождения в материнство как полностью завершившая свое формирование и сепарацию личность. Как показывает опыт, полностью успешное прохождение всех этапов детской сепарации — редкость в современном обществе — как в западном (исследования супругов Уайнхолд [22]), так и в “нашей части света” (Сысоева Л.В., Петренко Т.В [21]). Как описывает этот процесс А.Я. Варга: “Люди, не прошедшие сепарацию, испытывают большие трудности в создании собственной семьи и в выращивании детей. В каком-то смысле их просто нет как таковых — людей с простроенными границами Я, — они скорее части целого – кусочки нерасчлененной эго-массы многопоколенной семьи” [4]. На наш взгляд, реальное положение дел для большинства женщин-матерей актуального времени в “нашей части света” находится где-то посередине двух динамик созависимости-контрзависимости: от полной самоактуализации, высокой степени функциональной сепарации личности до полного слияния со своей родительской семьей и родовой системой. Однако нам представляется, что многие проблемы современной семьи, трудности материнствования, вопросы детско-родительских отношений лежат именно в плоскости сепарационного процесса.
Также, говоря о сепарации женщны-матери, мы бы хотели предложить термин “сепарационный контекст”, который дает нам некоторую ясность понятий, поскольку женщина-мать одновременно находится под влиянием (проживает) несколько сепарационных динамик, которые оказываются чаще всего взаимозависимыми, но, тем не менее, должны быть разведены. Мы рассматриваем сепарационный контекст как систему отношений, в которых разворачивается та или иная динамика психологической сепарации (функциональная или дисфункциональная, которая, в свою очередь может быть представлена как созависимая или контрзависимая) женщины-матери: сепарация от собственной матери, сепарация от ребенка, сепарация от внешних авторитетов (мнения подруг, родственников, экспертов, гуру), сепарация от установок материнского мифа (как в социальных его составляющих, диктуемых теми или иными социокультурными трендами, сообществами, так и его составляющих, передающихся внутри родовой системы самой женщины).
Итак, говоря о том, от кого сепарируется мать, можем выделить следующие пять объектов сепарации, каждый из которых можно рассмотреть через призму типологии внутриличностной, внутренне-межличностной, межличностной сепарации:
При этом мы должны отметить, что некая идея о полной сепарации в любом из вышеперечисленных контекстов (отделения от объектов) очевидно невозможна, ибо женщина-мать всегда будет иметь ту или иную внутреннюю репрезентацию своих родительских фигур, ту или иную систему межличностных отношений, коммуникаций, близости, договоренностей с родителями, мужем, ребенком. Также она неизбежно оказывается под влиянием информационного поля социума, транслируемых в нем образов и образцов материнства и материнствования, подходов к воспитанию, материнству и детству.
В той же мере мы не можем говорить о полном разотождествлении с материнским мифом – ведь, так или иначе, женщина всегда будет иметь внутренний и внешний нарратив относительно своего материнства и материнствования, относительно себя в роли матери. Как нам представляется, здесь важно, чтобы женщина могла осознавать влияние на нее тех или иных значимых фигур взаимодействия, установок, транслируемых ими, сложившимся у нее субъективным материнским мифом и осознавать создаваемые ими фреймы, тем самым переводя их в зону управляемости, выбирая осознанно ту дистанцию, позицию, которую она хотела бы занять относительно каждой из возможных фигур (мать, муж, ребенок, “гуру”, установка материнского мифа).
Принимая во внимание рассмотренные выше значимые аспекты материнской сепарации, можем дать определение материнской сепарации как особого типа сепарационного процесса. Итак, материнскую сепарацию мы определяем как способность женщины-матери поддерживать функциональный уровень личностной автономии, позволяющий осознанно управлять физической, эмоциональной, когнитивной и духовной дистанцией с ребенком, позволяющей ей сохранять чувство внутренней целостности, опоры, связности образа себя и эффективно выполнять свою родительскую функцию, осознавая материнствование в контексте личностной самореализации и межличностного взаимодействия с ребенком.
Материнская сепарация рассматривается нами не как девиантный процесс эмоциональной и физической отстраненности и недоступности для ребенка, а как нормативный процесс дифференциации матерью внутрипсихических, эмоциональных, личностных процессов, происходящих с ней и с ребенком. Так женщина проходит неизбежный процесс слияния с ребенком на этапе беременности, с постепенной дифференциацией его образа как “другого”, налаживания диалога с ним (во второй половине беременности). Далее, после родов, нормативно происходит этап сонастройки матери и ребенка, складывается новый этап их диадического взаимодействия, где мать должна научиться чутко реагировать на сигналы ребенка, распознавать его потребности и откликаться на них. Впоследствии мать и ребенок проходят фазы сепарации-индивидуации, рождения “Я” ребенка, а также дальнейший процесс нарастания его автономии, которая увеличивается с каждым возрастным кризисом. Этому процессу сепарации-индивидуации ребенка симметричен процесс материнской сепарации, описанный нами выше.
Рассмотрев процесс материнской сепарации во множестве его значимых аспектов, можем сделать такие выводы:
8. Драгунова Т. В. Подросток. – М.: Знание, 1976. — 94 с.