Библиографическая ссылка: 

Мы рассматриваем сепарацию как процесс, происходящий в течение всей жизни — как форму личностного развития и обретения большей самоактуализации. Традиционно понятие сепарации рассматривается в контексте процесса становления личности ребенка в обретении автономии от матери (М. Малер, Ф. Пайн [15], Дж. Мак-Девитт [14], супруги Уайнхолд [25]). Мы утверждаем, что феномен сепарации не ограничивается детско-родительским контекстом: исследователи говорят о психологической сепарации как феномене межличностных отношений (A. A. Дитюк) [7]; изучают механизмы психологической сепарации (Н. Е. Харламенкова, Е. В. Кумыкова, А. К. Рубченко) [27], определяют проблемное поле исследования феномена сепарации (А. Ю. Маленова) [13] и т.д.

В зарубежной психологии этапы прохождения сепарации представлены в психоаналитическом направлении через периодизацию развития личности (М. Малер [15], Дж. Мак-Девитт [14], З. Фрейд [26], М. Кляйн [10], Д. Винникот [2], Дж. Боулби [4], X. Кохут [11], П. Блос [2], О. Кернберг [9], R. Josselsson [29] и др.).

Этапы прохождения ребенком процессов сепарации в отечественной психологии описываются в рамках концепций периодизации развития и возрастных кризисов (Л. С. Выготский [6], Д. Б. Эльконин [28], А. Н. Леонтьев [11], Л. И. Божович [3], Л. Ф. Обухова [16], В. И. Слободчиков [21], К. Н. Поливанова [19], Т. В. Драгунова [8]).

В данной статье мы сосредоточимся на понятиях функциональной и дисфункциональной сепарации, а также выделим критерии (показатели) материнской сепарации в отношениях с ребенком.

Мы предлагаем термин “дисфункциональная сепарация” для характеристики материнской сепарации, отталкиваясь от понимания того, что мать, в первую очередь (на начальном этапе взаимоотношений с ребенком) — это совокупность функций, причем не только физических (кормление, уход и т.д.), но и психических, психоэмоциональных (чувствование потребностей ребенка и своевременная реакция на них, эмоциональная доступность и отзывчивость матери). При дисфункциональной сепарации некоторые из этих аспектов имеют отклонения, нарушающие естественное и гармоничное развитие отношений матери и ребёнка.

В свою очередь, функциональная материнская сепарация, представленная в единстве двух векторов — собственной детской сепарации матери и сепарации матери от собственного ребенка, — позволяет женщине-матери не сливаться с ребенком, но и не расщепляться от него, выдерживать неизбежное напряжение в их отношениях, когда ребенок должен противопоставить себя матери, чтобы дифференцировать себя от нее. Это создает устойчивую безопасную среду для сепарационного процесса ребенка и закладывает основы для надежной модели привязанности.

Исследователи психологической сепарации личности рассматривают ее в дихотомии “гармоничный-дисгармоничный” (Н. Е. Харламенкова, Е. В. Кумыкова, А. К. Рубченко [27]). “При проявлении дисгармоничной сепарации доминируют механизмы, способствующие разъединению, либо наоборот, слиянию ролей, паттернов поведения и др.” [27, с. 86]. Мы, в свою очередь, объясняя природу материнской сепарации, уточняем эту дихотомию, отталкиваясь от функционального аспекта материнско-детского взаимодействия. Фактически, суть нарушений процесса сепарации остается в рамках фиксации на слиянии или на противопоставлении (разъединении), в терминологии Н. Е. Харламенковой и других.

Стоит отметить также, что мы понимаем процесс сепарации женщины-матери в контексте двойной симбиотической поляризации, где первой полярностью является собственная мать женщины-матери, а второй — ее ребенок (подробнее мы рассматриваем эту тему в других статьях).

С целью более глубокого понимания аспекта сепарации матери от ребенка, можем выделить следующие критерии (показатели) материнской сепарации.

  1. Эмоциональная независимость

Эмоциональность женщины-матери помогает ей выполнять свою материнскую функцию — быть чуткой, своевременно откликаться на потребности ребенка (в том числе эмоциональные), помогать его регуляции возбуждения, что особенно важно в младенческом и раннем возрасте, когда нервная система ребенка еще незрелая. Эмоциональная доступность матери, ее способность контейнировать чувства ребенка помогает ему начать осознавать себя и ложится в основу формирования надежной привязанности, становится условием функционального прохождения процесса сепарации-индивидуации ребёнка.

Эмоциональная жизнь матери — безусловно, один из важнейших аспектов материнства и материнствования. Вместе с тем, как показывает опыт, достаточно часто женщина-мать оказывается подвержена эмоциональному заражению от ребенка, перенимает его состояние, а не контейнирует его, сливается с ним в его переживании, оказывается уязвима и высокочувствительна к его эмоциональным состояниям. Такая эмоциональная зависимость от ребенка мешает матери выставлять ему здоровые границы, порой мать готова на все, чтобы ребенок не расстроился, не обиделся, не разозлился. В результате этого мать идет на постоянные уступки ребёнку, пытается удовлетворить любое его желание, каприз, истощается в этом процессе, а когда силы заканчиваются, — срывается на него, далее поглощается чувством вины, и старается (еще больше) избежать трудных чувств ребенка, которые переживает очень тяжело. Неизбежная в воспитании доля конфликтности, возникающая на стыке интересов матери, других членов семьи, общества, и желаний ребёнка, воспринимается эмоционально зависимой от ребенка матерью как поражение, фиаско её материнской роли, которую она достаточно часто воспринимает идеализированно, как необходимость всегда удерживать ребенка и удерживаться самой в позитивном эмоциональном спектре.

Эмоциональная независимость матери от ребенка не тождественна, в нашем представлении, эмоциональной отстраненности или эмоциональной недоступности матери (подобные явления — не признак эмоциональной независимости, а обратная сторона эмоциональной зависимости женщины-матери при ее фиксации на контрзависимой фазе). Мы рассматриваем эмоциональную независимость как аспект функциональной материнской сепарации – способность сохранять собственную эмоциональную целостность, осознанно разграничивать свое переживание от переживания ребенка, не брать на свой счет любое недовольство ребенка, способность контейнировать его чувства, не вовлекаясь в них, удерживая метапозицию относительно переживаемых им состояний, помогая их рефлексировать.

Эмоциональная зависимость матери от ребенка представляется нам одним из ключевых и одним из самых сложных аспектов дисфункциональной материнской сепарации. Достаточно часто эмоциональная зависимость матери от ребенка оказывается обусловлена неблагополучным прохождением детской сепарации самой женщины-матери (от собственной матери). Особенно ярко это наблюдается у матерей с фиксацией на стадии созависимости. При этом мы наблюдаем, что не происходит качественной дифференциации собственных чувств и чувств матери, что может усугубляться ситуацией, где мать могла использовать дочь как подругу, наперсницу, “выгружая” в неё свои переживания, эмоциональные состояния; в ряде случаев — с обвинением дочери в чувствах матери. В этом случае эмоциональное слияние представляется нормой, границы собственного эмоционального переживания трудно отличимы от эмоционального переживания других людей. Также эта трудность наблюдается у людей с повышенным от природы чувством эмпатии, которые сильно зависимы в собственном переживании от эмоционального поля других людей.

Нам также представляется значимым влияние материнского мифа на возникновение эмоциональной зависимости в материнстве. Достаточно часто случается, что женщина-мать умеет дифференцировать свои эмоции от эмоций других людей, имеет хороший уровень эмоциональной саморегуляции, умеет избегать “заражения” эмоциональным полем других людей, однако, становясь мамой, оказывается уязвима к эмоциональному слиянию с ребенком, поскольку в её системе убеждений, транслируемых материнским мифом, “хорошая мать” обладает определенным набором качеств, среди которых: “тотальная эмоциональная доступность” ребенку; способность создать ребенку детство, наполненное исключительно позитивными чувствами; представление о крайней эмоциональной уязвимости ребенка и его нервной системы, что заставляет её бояться любых бурных проявлений чувств со стороны ребёнка. Порой такой страх перед эмоциональными проявлениями ребенка оказывается обусловлен жизненным опытом и травматизмом самой женщины-матери, не связанным с материнским мифом. Достаточно часто женщина боится проявления конфликтных, негативно-окрашенных, в особенности — агрессивных чувств, в случае, если её детство прошло в семье, где были алкоголе-зависимые члены семьи, бурные скандалы, проявления агрессии.

Эмоциональная зависимость женщины-матери может проявляться также и в отношениях с партнером (мужем), авторитетными для неё людьми. В этом случае ей часто трудно принимать независимые родительские решения, если она опасается негативной эмоциональной реакции со стороны значимых для неё людей (мама, муж, подруга, сестра, воспитательница, учитель, эксперт и т.д.). Кроме того, эмоциональная зависимость от значимых других делает женщину-мать уязвимой к “затоплению”, “заражению” их чувствами (к примеру, муж обижен на женщину, она “заражается” его эмоциональным полем и приходит в отношения с ребёнком, наполненная эмоциями, которые часто адресует ребенку, создавая у него трудности ориентации в ситуации — что я сделал, что произошло, что мама так реагирует, переживает такие чувства в данной ситуации).

  1. Самоактуализация

В современном понимании, самоактуализация отражает механизм формирования иерархической структуры ценностно-смыслового универсума личности и объясняет потребности в расширении мировоззренческих и деятельностных детерминант бытия в культуре [22, с. 29]. Вслед за Павлом Пискарёвым [17, с. 7] мы осознаем, что эпоха актуального времени, которую он называет эпохой метамодерна [18] представляет собой эпоху “трансформации социальной нормы” [17 с. 7], где “человек больше не обязан быть таким, “как нужно”, и критерии нормы не столько размыты, сколько разнообразны: одновременно сосуществуют разные критерии нормы. Задача состоит в выстраивании собственного “ценностно-смыслового универсума” и выработке собственных социальных норм. То есть человек метамодерна больше не обязан быть “таким, как нужно”. 

Под самоактуализацией женщины-матери актуального времени мы, таким образом, понимаем ее способность принимать решения и нести ответственность, свободную от внутренних ограничений, основанную на собственной аксиосфере и осознании самой себя (своих особенностей, свойств, убеждений, ценностей, выборов, духовных устремлений). Практически это выражается в управляемой самой женщиной-матерью дистанции между ее системой убеждений, выборов, ценностей и системой убеждений и ценностей значимых людей (родители, супруг, подруги, эксперты и др.), также в дистанцировании от материнского мифа.

Так, женщина с дисфункциональной сепарацией, фиксированной в стадии созависимости, склонна к слиянию с мнением (конформности) значимых других. Это часто выражается не только в том, что женщина принимает чужие выборы как свои (“моя мать ушла с работы, чтобы вырастить нас, я откажусь от своей карьеры, поскольку я стала матерью”), но и в обобщениях (“все мамы носят детей в слингах, я буду носить ребенка в слинге, несмотря на то, что мне это некомфортно”). Часто такая женщина-мать пытается следовать инструкциям разных экспертов, стремясь совместить “все лучшее” в своем материнствовании (“я буду заниматься с ребенком “мягкой школой”, “монтессори”, “babycontact” и другими методиками одновременно”). При этом важно понимать, что подобное совмещение разных методик хаотично, а не интегративно. Женщина пытается совместить разные рекомендации внешних специалистов, не оценивая их критически, не пропуская через призму собственного восприятия (как это подходит мне и как это подходит моему ребёнку) и собственной системы ценностей. Если рекомендации носят противоречивый характер, это может вызывать внутренний конфликт и чувство неудачи — “как мне сделать и то, и это, совместить несовместимое?”

В случае дисфункциональной сепарации женщины-матери с контрзависимой фиксацией также происходит недостаточная самоактуализация. Женщина включается “в борьбу с авторитетами” и пытается найти “единственно правильный вариант”, не учитывая контекста ситуации, испытывая трудности с тем, чтобы увидеть здравое зерно в том или ином подходе, рекомендации. Часто мнение другого (мамы, супруга, эксперта) отрицается без анализа его конструктивности, просто на основании того, что это исходит от данного “другого”.  Как указывает английский философ ХХ века Исайя Берлин, автор эссе “Две концепции свободы” [1] негативные теории интересуются областью, где субъект должен быть свободен от вмешательства, а позитивные — тем, кто или что контролирует”. При этом Ч. Тэйлор [23, с. 189] пишет, что доктрины позитивной свободы “интересуются таким взглядом на свободу, который предусматривает осуществление контроля над своей жизнью”. С этой точки зрения человек свободен лишь до той степени, до какой эффективно самоопределяется и строит свою жизнь.

Женщина-мать с контрзависимой фиксацией фактически строит свою жизнь и свое материнствование через призму негативной свободы, часто упуская из виду индивидуальность своего ребенка, занятая борьбой с тем или иным внешним авторитетом. В то время как самоактуализация позволяет женщине-матери выбирать и смотреть на мнение другого, его рекомендации, жизненный опыт других людей более целостно, выбирая для себя то, что может ей быть созвучно, подходить её целям, ценностям, контексту той или иной ситуации и адаптивно менять эти подходы в зависимости от изменений ребенка. К последним можем отнести: возрастные изменения; изменения состояния (например, заболевает, устал, не выспался, переживает стресс и т.д.); изменений внешних условий (переезд в другое социо-культурное пространство; смена режима жизни в связи с рождением следующего ребенка, в связи с ограничительными мерами, в связи с выходом кого-то из членов семьи на работу в условиях домашнего офиса и проч.); изменений собственных приоритетов (включилась в интересный творческий или рабочий проект; забеременела следующим ребенком; начала обучение и проч.).

  1. Многоролевая самоидентификация

В нашем представлении мать, которая фиксирована в созависимой стадии сепарации, достаточно часто склонна сливаться только с одной функциональной ролью, что, на наш взгляд, связано с тем, что дисфункционально пройденная стадия далее влечет за собой нарушения прохождения дальнейших стадий, поскольку они оказываются эволюционно взаимосвязаны [24, с. 54].

Таким образом часто оказывается нарушено прохождение такой субфазы сепарации-индивидуации (приходящейся на контрзависимую стадию развития), как “консолидация индивидуальности” [15, с. 176-177]. В результате этого складывается представление обо всех явлениях по принципу “или…или”, что особенно показательно в сфере ролевого репертуара: женщина ощущает себя или матерью, или кем-то иным (жена, сотрудница, художница и пр.) Также фиксации только на одной роли матери способствует, зачастую, материнский миф, который может нести семейную установку жертвенного материнства “вся жизнь — детям”. В этом случае идентификация с ролью матери заставляет женщину редуцировать реализацию себя в иных ролях, за пределами материнской роли. Это приводит к гиперценности ребенка как объекта, через который женщина реализует сверхценную для нее роль матери. В этом случае женщина ощущает себя “живой”, “важной”, “нужной”, “имеющей право на жизнь”, только реализуя себя как мать. Это мешает ей давать ребенку здоровую, нарастающую по мере взросления, автономию, ведь это означает снижение её значимости как матери в её собственной жизни, создает внутреннюю пустоту. Тем более трудным для такой матери оказывается возможность отпустить ребенка в автономную жизнь, дать ему “вылететь из гнезда”. После этого женщина ощущает себя “ненужной”, фактически, теряет цель своей жизни; иногда она торопит выросшего ребенка (если он все же сумел, в той или иной мере, сепарироваться от матери и создать собственную автономную жизнь), чтобы он быстрее создавал семью, рожал детей — внуков для бабушки. Достаточно часто такая динамика прослеживается в нескольких поколениях, где демографический выбор совершается под давлением старшего поколения (“давай скорее роди мне внуков”), а в дальнейшем бабушка начинает “воспитывать” внуков как собственных детей, навязывая свое мнение молодой матери.

Контрзависимая фиксация может вызывать у женщины определенный внутренний конфликт с ролью матери, создавая чувство “ловушки”, желание быстрее вернуться к другим значимым ролям (выйти на работу, заняться волонтерской деятельностью, организовать какой-то проект).

Функциональная сепарация позволяет женщине-матери совместить различные ролевые идентификации и перемещаться между ними, органично совмещая их в зависимости от условий жизни и собственных целей, видя увеличение вклада в ту или иную роль на определенном временном участке как ограниченный по времени осознанный “проект”. Это может выражаться в таких установках: “сейчас я — мать этого младенца, и я должна большую часть себя посвятить этой роли, потому что он нуждается во мне в эти первые годы жизни, но потом я выйду на работу, реализую свои планы и так далее”. Женщина может совмещать разные роли внутри своего материнствования (“я — мать и я занята воспитанием ребенка, сейчас я вышла из дома в магазин и я погружена в шопинг, не раздумывая как там чувствует себя оставленный с няней ребенок”; “сейчас я участница тренинга и погружена в деятельность этого тренинга”; “сейчас я организатор свадьбы своей подруги и я выполняю задачи по организации мероприятия, отдав свое внимание этой роли”). Подобная переключаемость между ролями помогает женщине поддерживать позитивный эмоциональный тонус; переключение дает разгрузку, позволяет чувствовать себя позитивно в неизбежные периоды неуспешности в той или иной роли (“на работе ошибка в отчете, но я чувствую себя хорошим организатором свадьбы и прекрасной мамой, веселясь с ребенком”; “ребенок проживает фазу негативизма, спорит и не слушается, но я хорошо справляюсь с  рабочими задачами, чувствую себя хорошей подругой, организовав встречу одноклассников и т.д.”).

  1. Осознание фреймов детства и выход за их пределы

Фреймы — это устойчивые бессознательные паттерны социального реагирования в той или иной ситуации. Вероятно, на индивидуальном уровне большая их часть формируется в детском возрасте как адаптивные механизмы внутри отношений с родителями. Становясь матерью, женщина продолжает воспроизводить многие из них неосознанно, несмотря на то, что внешние условия, как и её собственная роль (от ребенка — к матери), сильно изменились. Продолжая “отыгрывать” привычные ей роли в рамках устоявшихся фреймов, мать может, например, уйти в слезы в ситуации конфликта, в том числе — конфликта с ребенком (последствие дисфункциональной сепарации с созависимой фиксацией), агрессивно защищать свою позицию при любом требовании от другого человека, в том числе — ребенка (последствие дисфункциональной сепарации с контрзависимой фиксацией).

Переход к материнской роли требует осознавания своих фреймов, особенно связанных с детским опытом, который актуализируется при вхождении в собственное материнство. Если этого не происходит, женщина-мать нередко попадает в детские реакции; фактически, происходит инверсия ролей со своим ребенком, от которого она бессознательно может ждать эмоциональной поддержки, терпения, принятия, удовлетворения тех или иных своих физических потребностей (“я замерзла, ну как ты не понимаешь, что нужно идти домой”) и психологических потребностей (“мне одиноко, дай мне почувствовать себя нужной, ценной”).

Осознавая ту или иную свою реакцию, женщина-мать обретает свободу управлять собой, ситуацией, делать выборы, которые будут удовлетворять потребностям ее, ребенка, задач ситуации и контексту этой ситуации.

  1. Консолидация объекта (выход из черно-белой картины мира).

Под консолидацией объекта мы понимаем, вслед за М. Малер, Э. Якобсон [15, с. 177] преодоление полярности детского мировосприятия. Расщепление объектного мира на хорошее и плохое, свойственное детскому периоду, преодолевается в консолидации объектов как поливариативных, неоднозначных, способных проявляться с разных сторон. Консолидация объекта и выход из черно-белой картины мира для женщины-матери является показателем сепарации, появляющимся в таких конкретных признаках: насколько женщина-мать может смотреть поливариативно на ситуацию, себя, ребенка, мир. Поляризация объекта, его расщепленность на “белую” и “черную” стороны преодолевается в восприятии объекта как неоднозначного, в том числе — зависящего от призмы мировосприятия субъекта. Интересно, что детская расщепленность объекта, сохраняющаяся во взрослом возрасте в позиции “мать хорошая — мать плохая”, переносится на другие объекты, существует как призма восприятия других объектов, превращается в модель, которая рождает расщепленное восприятие мира в целом. Заметим, что “достаточно хорошая мать” (термин, введенный Д. Винникотом) — конструкт, помогающий женщине-матери выйти из черно-белой картины мира “прекрасная мать — ужасная мать”, и консолидировать материнство, так же как мать и ребенка, в качестве сложных, неоднозначных феноменов. Ни материнство в целом, ни женщина-мать, ни ребенок не являются однозначно “хорошими” или “плохими”, а являются сложными, противоречивыми феноменами, не описываемыми в парадигме этических полярностей “хорошее-плохое”.

Описанная выше консолидация объекта как критерий материнской сепарации важна также в контексте интегративной целостности личности: мать может проявлять весь спектр чувств, от любви до ярости, без расщепления на “хорошую” и “плохую” ипостаси. Можно сказать, что архетипическое измерение интегративной целостности личности проявлено в диалектическом единстве “светлой” и “теневой стороны” личности женщины-матери (по К. Г. Юнгу).

  1. Равностное отношение к родителям (деидеализация)

Равностное отношение к родителям как критерий сепарации является логическим продолжением предыдущего пункта — консолидации объекта (выхода из черно-белой картины мира). Осознание себя как “достаточно хорошей” матери, без поляризации явления материнства на полюсах “ужасная” и “прекрасная” мать, опирается на предшествующее понимание своей матери как “достаточно хорошей”, а также на предшествующую консолидацию образов собственных родителей.

Сепарация от родителей подразумевает прохождение всех этапов (созависимости, контрзависимости, независимости, взаимозависимости), что значит, что, в итоге, мы можем видеть собственную мать, отца как реальных людей со своими сильными и слабыми сторонами. В случае созависимой фиксации женщина-мать продолжает идеализировать своих родителей, что мешает ей выстраивать свой вектор материнства, делать свои выборы, которые она постоянно сравнивает и старается подогнать под выборы, которые делала ее “идеальная” (или “неидеальная”) мать. Это мешает ей адаптироваться к материнствованию актуального времени и, даже если ее мать делала большую часть своих выборов, стратегий материнствования, воспитания достаточно позитивно, то мир изменился и требует от женщины-матери актуального времени пересмотра стратегий материнствования, самоактуализации. С другой стороны, созависимо фиксированная женщина-мать может быть очень зависима от мнения своей матери, которую она “идеализирует”, выполнять все её указания, фактически, оставаясь в позиции ребенка и не осваивая, в полной мере, роль матери собственного ребенка.

В случае контрзависимой фиксации женщина-мать уходит в иную крайность и видит все, что делали ее родители как негативное, “демонизирует” их, тем самым обедняя свою способность принять конструктивные паттерны, переданные из опыта её рода, семьи. Отношения с собственной матерью в этом случае носят конкурентный, конфликтный характер, женщина может противиться участию бабушки в жизни внуков, либо её влияние на них кажется ей негативным, может возникнуть ревность. В ряде случаев такая женщина-мать стремится делать все “не так, как делала моя мать” и при этом она теряет чуткость к контексту ситуации, индивидуальности своего ребенка, к его истинным потребностям, реализуя свою “картинку правильного материнства и детства” вместо оценки реального положения дел.

  1. Адекватная ровная самооценка

Мы, вслед за Л. В. Ревякиной [20], полагаем, что самооценка — не полярный, а многовекторный, пульсирующий феномен, ассоциированный с конкретной ролью (или подролью) из ролевого репертуара женщины-матери. Таким образом, мы не можем говорить о “высокой” или “низкой” самооценке личности женщины-матери вообще, а можем говорить о совокупной (интегративной) самооценке, связанной с “ролевой самооценкой”, то есть самооценкой, проявленной в связи с той или иной ролью женщины-матери (собственно мать, жена, специалист, подруга и т.д.). Что касается материнской роли (во всем множестве ее отдельных компонентов), самооценка, ассоциированная с ней, связана с тем, как внешние наблюдатели оценивают ребенка (детей). Иными словами, материнская самооценка в известной степени зависима (полной независимости, ассертивности в этой области достигнуть невозможно): она зависит от оценки ребенка другими людьми в разных областях жизни самого ребенка (например, на материнскую самооценку может разнонаправленно влиять то, что ребенок достиг значительных успехов в спорте и высоко оценен судьями и тренером, но не проявляет особого рвения в учебе и, соответственно, низко оценен учителями).

  1. Управляемость каждого из уровней материнской сепарации

Факторы, которые женщине-матери необходимо оценивать при управлении сепарационной дистанцией:

возраст ребенка (мать понимает, что младенцу она нужна больше и в других областях жизни, чем подростку, и не стремится быть дальше или ближе, чем того требует возраст ребенка);

психоэмоциональная ситуация (иногда ребенку нужна поддержка и утешение, помощь в саморегуляции, иногда — опыт того, что он в состоянии справиться сам);

социальная ситуация (иногда необходимо вмешательство матери в отношения ребенка с другими людьми — например, при коммуникации с воспитателями или другими детьми, когда ребенку необходимо дать защиту; а иногда вмешательство матери может быть лишним, поскольку в данном случае ребенку нужно учиться самостоятельно решать трудности коммуникативных ситуаций);

морально-аксиологический аспект (в одних ситуациях мать понимает, что ребенку необходимо привить те или иные ценности и моральные ориентиры, в других — мать признает право ребенка искать, формировать свои собственные ценности и моральные установки, отличные от родительских);

и др.

Заметим, что мать может выйти на управляемость каждого из уровней материнской сепарации только в случае конструктивного прохождения собственной сепарации (со своими родителями). В противном случае она будет иметь тенденцию к слиянию (укороченной дистанции) или контрзависимости (неоправданному удлинению дистанции) с ребенком.

  1. Баланс внутреннего и внешнего локусов контроля

На наш взгляд, доминантность внутреннего локуса контроля над внешним является одним из показателей успешности прохождения сепарационного процесса. При этом высокий уровень самокритичности, преимущественно негативная самооценка, самоуничижение, часто встречающееся у современных матерей, как раз свидетельствует о незавершенности сепарационного процесса, неустойчивости образа своего “Я” вне контекста позитивной внешней оценки, что вызывает болезненную эмоциональную зависимость не только от взрослого окружения (муж похвалил или остался недоволен; мама поддержала или обиделась, высказала упрек, недовольство; воспитательница в садике похвалила ребенка и мама принимает это как знак поддержки, позитивной оценки ее в материнской роли, фактически идентифицируясь с ребенком, которого похвалили).  Также происходит и формирование эмоциональной зависимости для поддержания позитивной самооценки и самоидентификации от ребенка (“он ведет себя хорошо — я хорошая мама, он ведет себя плохо — я плохой воспитатель, не могу выставить границы, не могу добиться желаемого; он обиделся — я плохая мама, он не рад — я что-то делаю не так; его хвалят, он нравится — я хорошая мама, его осуждают — я испытываю стыд и злость на ребенка — из-за его промаха я чувствую себя “ужасной матерью”), подробнее об этом мы писали в пункте 5 “Адекватная ровная самооценка”.

Подобное положение дел делает женщину крайне уязвимой как перед внешними противоречивыми мнениями и влияниями, заставляя часто менять свои решения, воспитательные подходы, что дезориентирует ребенка, создает много поведенческих конфликтов, мешает ребенку опереться на мать как на ориентир стабильности, отразиться в ней и обрести устойчивый вектор исследования и формирования своего “Я”, а также делает женщину-мать крайне уязвимой к эмоциональному слиянию с ребенком в попытке контролировать и корректировать его состояния за счет своих эмоций и, наоборот, — формировать свой эмоциональный фон через управление эмоциями ребенка (“купила куклу, чтобы разделить радость дочери, слиться с ее восторгом”).

При функциональной сепарации доминантным локусом контроля остается внутренний: в частности, в присваивании собственных успехов (“я хорошая мать, у меня отличный ребенок, потому что я сама предприняла собственные действия для того, чтобы это так было, а не потому, что обстоятельства случайно сложились таким образом”). Кроме того, основное внимание матери при принятии решений в материнствовании направлено внутрь ее самой, но без отрыва от внешней реальности (с принятием обратной связи от мира).

Итак, мы выделяем 9 критериев материнской сепарации, подробно рассмотренных выше:

  1. Эмоциональная независимость.
  2. Самоактуализация.
  3. Многоролевая самоидентификация.
  4. Осознание фреймов детства и выход за их пределы.
  5. Консолидация объекта (выход из черно-белой картины мира).
  6. Равностное отношение к родителям (деидеализация).
  7. Адекватная ровная самооценка.
  8. Управляемость каждого из уровней материнской сепарации.
  9. Баланс внутреннего и внешнего локуса контроля.

Данные критерии материнской сепарации могут иметь иметь различие в зависимости от функциональной или дисфункциональной сепарации, которая, в свою очередь, выражается в созависимой или контрзависимой фиксации.

Литература

1. Берлин И. Две концепции свободы // Современный либерализм. – М., 1998. – С. 19-43
2. Блос П. Психоанализ подросткового возраста. — М.: Институт общегуманитарных исследований, 2010.  — 272 с.
3. Божович, Л. И. Проблемы формирования личности. Избранные психологические труды / Л. И. Божович. — М.: Воронеж, 2001. — 352 с.
4. Боулби Д. Создание и разрушение эмоциональных связей: Руководство практического психолога / Пер. с англ. В.В. Старовойтова. — М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2014. — 271 с.
5. Винникот Д. Маленькие дети и их матери. — М.: «Класс», 1998. — 78 с.
6. Выготский, Л. С. Психология развития человека / Л. С. Выготский. — М.: Эксмо-Пресс, 2003. — 1136 с.
7. Дитюк А.А. Психологическая сепарация как феномен межличностных отношений: к проблеме определения понятия // Бюллетень Южноуральского государственного университета. Серия Психология. – 2015. — №8(3). – С. 98-102

8. Драгунова Т. В. Подросток. – М.: Знание, 1976. — 94 с.

9. Кернберг О.Ф. Отношения любви: норма и патология / Отто Кернберг. – М.: Класс, 2018. – 338 с.
10. Кляйн, М. Развитие в психоанализе / М. Кляйн, С. Айзекс, Дж. Райвери, П. Хайманн. — М.: Академический Проект, 2001. — 512 с. 
11. Кохут Х. Анализ самости: Систематический подход к лечению нарциссических нарушений личности. – М.: Когито-Центр, 2017. – 568 с.
12. Леонтьев, А. Н. Избранные психологические произведения / А. Н. Леонтьев. — М.: Педагогика, 1983. — 392 с.
13. Маленова А. Ю. Феномен сепарации: определение проблемного поля исследования / А. Ю. Маленова, Ю. В. Потапова // Вестник Омского университета. Серия: Психология. — 2013. — № 2. — С. 41–48
14. Малер М., Мак-Девитт Д. Процесс сепарации-индивидуации и формирование идентичности // Психоаналитическая хрестоматия. Классические труды / ред. М.В. Ромашкевич. — М., 2005. — 360 с.
15. Малер М.С., Пайн Ф., Бергман А. Психологическое рождение человеческого младенца: cимбиоз и индивидуация / Пер. с англ. — М.: Когти-Центр, 2011. — 413 с.
16. Обухова Л.Ф. Детская психология: Теория, факты, проблемы. – М.: Тривола, 1998. — 351 с.
17. Пискарёв П.М. Homo beatus – человек метамодерна // Власть и общество. — 2019. — №8(8). — С. 4-12
18. Пискарёв П.М. Метамодерн и интегративная методология гуманитарного знания. Диссертация на соискание ученой степени доктора психологических наук. — [Электронный источник]. — Режим доступа:
19. Поливанова, К.Н. Психология возрастных кризисов / К. Н. Поливанова. — М.: Академия, 2000. — 184 с.
20. Ревякина Л.В. Я-концепция и Я-образ: демаркация феноменов и понятий (в контексте помогающей практики) // Современная психология и педагогика: проблемы и решения / Cборник статей по материалам XLII международной науч.-практ. конференции. – Новосибирск: СибАК, 2021. – №1 (40). – С. 83-88
21. Слободчиков В.И. Психология человека: введение в психологию субъективности: учебное пособие / В. И. Слободчиков, Е. И. Исаев. —  М.: Изд-во ПСТГУ, 2014. — 359 с.
22. Тургенева О.Ю.  Нонконформизм и конформизм в социально-философском осмыслении современности. – Дисс. … канд. филос. наук:  09.00.03. — К., 2010. — 229 с.
23. Тэйлор Ч. Что не так с негативной свободой? // Логос. – 2013. – № 2 [92]. – С. 187-207
24. Уайнхолд Б.К., Уайнхолд Дж.Б. Бегство от близости. Избавление ваших отношений от контрзависимости — другой стороны созависимости. — СПб.: ИГ “Весь”, 2014. — 528 с.
25. Уайнхолд Б., Уайнхолд Дж. Освобождение от созависимости. Издание второе, переработанное. / Пер. с англ. А.Г. Чеславской. — М.: Независимая фирма «Класс», 2019. — 364 с.
26. Фрейд З. Малое собрание сочинений / З. Фрейд. — СПб.: Азбука, 2014. — 608 с.
27. Харламенкова Н.Е., Кумыкова Е.В., Рубченко А.К.   Психологическая сепарация: подходы, проблемы, механизмы. — М.:  Изд-во “Институт психологии РАН”, 2015.  — 367 с.
28. Эльконин Д. Б. Психическое развитие в детских возрастах: избранные психологические труды / под ред. Д. И. Фельдштейна. — М.: Изд-во Моск. психол.-соц. ин-та; Воронеж: МОДЭК, 2001. — 416 с.
29. Josselson R. Ego development in adolescence. In J. Adelson (Ed.) / R. Josselson. Handbook of Adolescent Psychology. — New York: Wiley, 1980. — P. 188–210.